- Да на кой черт он сдался? - раздосадованно спросил Иван Опанасович. Что нам, делать больше нечего?
- Темный ты все-таки человек, Шинкаренко! Про государственные интересы надо думать, а не только про свой сельсовет... А у тебя все условия - Дом туриста.
- Так его же еще не открыли!
- Ну, как-нибудь там сориентируйся, организуй, чтобы был порядок... Словом, действуй, скоро приедут.
Дом туриста стоял среди леса на берегу реки, в двух километрах от села. Расположили его красиво - на высокой гранитной скале, отвесно обрывающейся к Соколу, так что вид из окон на грабовый массив и широкий плес был прекрасный. Правда, оказалось, что от реки к дому нужно подниматься метров на двадцать по крутой, неудобной тропе, но об этом вспомнили лишь тогда, когда дом построили. Что ж его, разбирать и перетаскивать на другое место?! Решили, что туристы выдержат, на то они и туристы...
Дом был почти готов, открыть его предполагали к Первому мая, уже начали завозить в кладовую всякое имущество, оборудование и даже подбирать штаты, но строительных рабочих внезапно перебросили на достройку кинотеатра в областном центре, дом остался недоделанным, и набранный персонал распустили, кроме сторожа, которым состоял Свирид Бабиченко, мужчина суровый и немногословный. Сторож был необходим, так как дом, стоящий на отшибе, не годилось оставлять без присмотра, чтобы не случилось какого безобразия.
Из колхоза прибыла машина с бабами. Бабы быстро помыли полы и окна, поставили койки, прочие необходимые вещи и умчали на том же грузовике. Иван Опанасович и председатель колхоза Головань приехали, чтобы все проверить. В комнатах было чисто и аккуратно, разило, правда, непросохшей олифой, сиккативом и сырой штукатуркой, но это были мелочи жизни, как сказал председатель колхоза, разок переночует - ничего ему не сделается. Вопрос - чем его кормить? Ну, продукты колхоз отпустит. А кто будет готовить? Он же небось нормальную человеческую еду жрать не станет, а у них тут шеф-поваров нету, чтобы выделывать всякие капиталистические штучки-мучки... Поговорили с той хозяйкой, с этой - никто не хочет. У каждой на руках своя семья, да и больно нужно: старайся, старайся, а он потом будет нос воротить - не угодила... Пускай ему в Америке угождают, у нас теперь прислуги нету.
Судили-рядили, так никого и не нашли, пока, наконец, не отозвался Бабиченко. По своей должности сторожа, а сейчас единственного хозяина, он присутствовал при всех приготовлениях и следил, чтобы не было никакого ущерба имуществу, за которое отвечал он.
- Если по-простому, - сказал Бабиченко, - так и моя Власовна сможет. Только чтобы без фокусов!
- Да какие фокусы! - закричал обрадованный Иван Опанасович. - Что он тут, свои законы будет уставлять?.
Ну, Свирид, выручил прямо не знаю как! Власовне колхоз трудодень засчитает, а с меня считай пол-литра за такое дело... Да и сам тут подхарчишься...
- Это нам не требуется! - жестко отрубил Бабиченко. - Не нуждаемся.
Бабиченко действительно не собирался живиться на дармовщину, расчет у него был совсем другой. Добра всякого в доме было немало, отвечать за него не шутка, особенно теперь, когда будут чужие люди, но и круглые сутки торчать здесь - тоже мало радости. А так - днем жинка за всем приглядит между делом, сам он придет сторожить только на ночь, а днем может заняться дома по хозяйству.
- Ну нет так и нет, - примирительно сказал Иван Опанасович. - Чего тут обижаться? Давай присылай свою жинку.
Вскоре в кухонной плите Дома туристов загудел жаркий огонь, Власовна захлопотала над столом. И вовремя, так как гости были уже близко.
Всю дорогу американец болтал как заведенный, задавал бесконечные вопросы, но переводчик еле отвечал.
Его растрясло на булыжной дороге, он побледнел, закрыл глаза и полусидел-полулежал, откинувшись на спинку сиденья. Мистер наконец отстал от него, ненадолго притих, но когда машина въехала в лес и по обе стороны шоссе поднялись могучие стволы строевых сосен, начал восторженно цокать языком, вертеться на сиденье и восклицать:
- It's beautiful! It's just amazing![Прекрасно! Изумительно! (англ.)] За поворотом открылась узкая пойма Сокола, мостик через него, а на пригорке справа бело-красные руины.
- What is it? [Что это? (англ.)] - показал на них мистер Ган.
Секретарь исполкома понял без переводчика.
- Бывший дом помещичий... Помещик здесь жил. До революции.
- Помеш-чик... - повторил мистер Ган. - And where is [А где? (англ.)] помешчик? Пу? Пу? - И он потыкал перед собой вытянутым указательным пальцем, будто стрелял.
- Да кому он нужен, стрелять его? - сказал секретарь. - Сам куда-то смылся во время революции...
- Смы-лся?
- Ну, драпанул... Убежал, значит.