Колесничие Фортуны

Сияющая полоса булата стремительно обрушилась сверху, норовя изрядно добавить мне головной боли. Приняв атакующий клинок на сток, я крутанулся под рукой хозяина здешних мест и, развернув меч плашмя, со всей дурацкой силой ударил сэра Роберта в грудь. Он взмахнул руками и рухнул наземь.

Рев возмущения вырвался из десятков глоток. Многие разбойники схватились за оружие и, выкрикивая нечленораздельные угрозы, начали врываться в священный для любого опоясанного рыцаря круг поединка. Стараясь не обращать внимания на это вопиющее нарушение правил честного боя, я протянул руку поверженному противнику. Этот номер уже не раз выручал меня. Во время своих многочисленных странствий по самым разным уголкам Европы и Леванта я имел возможность убедиться в одной простой, хотя на первый взгляд странной истине: «Хорошая драка при первой встрече в девяти случаях из десяти способствует установлению крепкой дружбы».

– Ох, как это? Что это было? – Локсли ухватился за протянутую руку и поднялся на ноги, потирая ушибленную грудь. – Однако не угодно ли доблестному рыцарю назвать себя? Клянусь, не много найдется в Англии воинов, столь ловко владеющих мечом.

– Меня зовут Вальдар из рода Камдилов, сьер де Камварон. Иногда еще величают Верная Рука.

– Вальдар Камдил? Вы и есть Вальдар Камдил – спаситель нашего короля?

– Не только я. Мой друг Рейнар принимал в этом деле ничуть не меньшее участие.

– Эй, Ален э-Дейл, спой-ка нам балладу о рыцаре Вальдаре и короле Ричарде! Клянусь своими золотыми шпорами, которые мне так и не довелось носить, друг нашего отважного короля – всегда желанный гость лесного братства.

Между тем Ален запел довольно складную балладу о том, какой я крутой парень и как мне все нипочем.

Песня была шикарная. Она вполне годилась для того, чтобы стать официальным историческим источником, то есть ни единым словом не соответствовала происходившим событиям.

– Благодарю тебя, благородный сэр Роберт. Слава о твоих деяниях так же давно уже покинула пределы Шервудского леса, дав тебе новое имя – Робин Гуд. Рейнар, дружище, спой-ка нам, будь добр, балладу о Робин Гуде.

И Лис запел:

Если рыщут за твоею
Непокорной головой,
Чтоб петлей худую шею
Сделать более худой. 

Нет надежнее приюта,
Скройся в лес, не пропадешь,
Если продан ты кому-то
С потрохами не за грош…

Разбойничья братия, замерев, слушала напористое пение Лиса, гулом одобрения приветствуя каждый припев.

О раздорах было забыто, и ужин, грозивший перейти в завтрак, был записан на счет фирмы. Лишь только те, кому перепало в потасовке, не принимали активного участия в общем веселье, но, казалось, и они уже не таили на нас обиду.

Как обычно, Рейнар пользовался бешеным успехом.

Сто сарацинов я убил во славу ей
Прекрасной даме посвятил я сто смертей.

Слова великого российского поэта гулко разносились между скал. Меня всегда поражало умение Лиса с ходу переводить песни с одного языка на другой.

Древнее золото редко блестит.
Древний клинок ярый.
Выйдет на битву король-следопыт.
Зрелый – не значит старый!

Разбойники слушали затаив дыхание. А уже через пару часов Рейнар пел им:

Ты ж мене пидманула,
Ты ж мене пидвела.

И доблестные джентльмены с большой дороги усердно выплясывали джигу под зажигательный мотив этой песни.

Глава третья

Никогда не разговаривай с незнакомцами.

Мама Красной Шапочки

Проснулся я от того, что на меня кто-то смотрел. Смотрел долго и пристально. Чуть приоткрыв глаза, я из-под прикрытых ресниц осмотрел поляну вокруг себя. На дальнем ее конце ватага робиновских стрелков самозабвенно и по-детски непосредственно гоняла некое грубое подобие мяча. Их играющий тренер, по совместительству – мой оруженосец, блистая чудесами футбольной техники, носился по полю из конца в конец, потрясая руками и оглашая лес невразумительными криками команд.

Никому из играющих до меня не было ровно никакого дела. Однако ощущение пристального взгляда не пропадало. «Что за чертовщина», – невольно подумал я, еще раз внимательно осматривая окрестности. Рядом со мной никого не было. Ни одной живой души.

И тут я увидел глаза. Поймите меня правильно. Если бы вместе с глазами имелись рот, нос и прочие полагающиеся по штату предметы, я не преминул бы о них упомянуть. Глаза глядели не мигая, и все бы в них было бы хорошо, но то, что подобным образом смотрело дерево, несколько смущало. Именно так. И моим визави был толстенный дуб, дупла и крона которого были вполне пригодны для жилья.

Минуты три мы поиграли с деревом в гляделки. Потом древесный взгляд переместился с моего лица на руки, снова на лицо и… исчез.