На нем был новый коричневый костюм велосипедиста — изящное, стоимостью в тридцать шиллингов, одеяние, состоящее из просторной спортивной куртки с поясом и бриджей, а ноги его, многострадальные ноги, за все перенесенные невзгоды были более чем вознаграждены толстыми клетчатыми носками — «тонкими в следу, плотными на икре». Позади седла в аккуратной сумке из американского брезента лежала смена белья, а звонок, руль, втулки и лампа, хоть и немного поцарапанные, ослепительно сверкали в лучах восходящего солнца. На вершине холма, после одной-единственной неудачной попытки, закончившейся, к счастью, падением на траву, Хупдрайвер наконец взгромоздился на велосипед и, величаво и осторожно крутя педали и оставляя за собой благородный волнообразный след, отправился в свой великий велопробег по Южному побережью.
Для описания этой первоначальной фазы его пути существует лишь одно подходящее выражение — «сладострастные изгибы». Он ехал не быстро, ехал не по прямой, требовательный критик сказал бы даже, что ехал он плохо, зато он ехал свободно, размашисто, используя всю ширину дороги и даже заезжая на дорожку для пешеходов. Волнение не покидало его. Пока что ему никто не попался — ни попутный, ни встречный, но день еще только начался, и дорога была пуста. Он был настолько не уверен в своей власти над машиной, что решил заранее слезть с седла, как только появится что-либо на колесах. Длинные синие тени деревьев лежали на дороге, утреннее солнце горело янтарем. Добравшись до перекрестка на вершине Вест-хилл, где устроен водопой для скота, он повернул на Кингстон и налег на педали, преодолевая небольшой подъем. Полевой сторож в бархатной куртке, вышедший спозаранок обозреть свои владения, уставился на него. Мистер Хупдрайвер все еще брал подъем, когда на вершине холма показалась голова ломовой лошади.
При виде лошади мистер Хупдрайвер, в соответствии с принятым ранее решением, попытался слезть. Он нажал на тормоз, и машина остановилась как вкопанная. Он стал слезать, пытаясь сообразить, как же должна вести себя правая нога. Стоя на левой педали и болтая правой ногой в воздухе, он вцепился в ручки и отпустил тормоз. Тут — рассказывать это долго, а случается все в один миг! — он почувствовал, что машина его падает вправо. Пока он решал, как ему поступить, закон притяжения, видимо, не дремал. И прежде чем он успел на что-либо отважиться, машина его очутилась на земле, а сам он — сверху, на коленях, смутно сознавая, что провидение опять весьма сурово обошлось с его лодыжкой. Произошло это, когда он как раз поравнялся с полевым сторожем. Человек, ехавший в телеге, встал, чтобы получше разглядеть бедствие.
— Так не слезают с велосипеда! — сказал сторож.
Мистер Хупдрайвер поднял с земли машину. Руль снова был свернут на сторону. Он пробормотал что-то себе под нос. Придется разбирать проклятую штуку.
— Так не слезают с велосипеда, — повторил после паузы сторож.
— Да знаю я! — с раздражением отрезал Хупдрайвер, решив не обращать внимания на боль в лодыжке. Он отстегнул сумку, висевшую позади седла, чтобы достать отвертку.
— А коли знаете, зачем же так слезали? — назидательно, но дружелюбно спросил сторож.
Мистер Хупдрайвер достал отвертку и взялся за руль. Сторож взбесил его.
— Думается, это уж мое дело, — заявил он, возясь с отверткой. Но пальцы его от непривычного напряжения отчаянно дрожали.
Сторож задумчиво смотрел на него, вертя в заложенных за спину руках палку.
— Руль у вас, что ли, сломался? — некоторое время спустя осведомился он.
В эту минуту отвертка выскочила у Хупдрайвера из паза. И он произнес одно нехорошее слово.
— Эти велосипеды кого хочешь из себя выведут, — сочувственно заметил сторож. — Кого хочешь…
Мистер Хупдрайвер со злостью крутанул отверткой и вдруг выпрямился, зажав переднее колесо между колен.
— Я бы вас попросил, — начал он, но голос его оборвался, — я бы вас попросил перестать на меня глазеть.
И с видом человека, заявившего ультиматум, принялся засовывать в сумку отвертку.
Сторож не шелохнулся. Возможно, он лишь приподнял брови и, уж конечно, еще пристальней уставился на Хупдрайвера.
— Необщительный вы человек, — медленно произнес он, меж тем как мистер Хупдрайвер уже схватился за ручки и только ждал, когда проедет телега, чтобы вскочить в седло.
Возмущение сторожа нарастало медленно, но верно.
— Что же вы не ездите по собственной дороге, «коли вам никто и слова сказать не смей? — заметил сторож, все больше и больше проникаясь сознанием обиды. — Ишь ты, недотрога какой, не дыхни на него! Онемел ты, что ли? Или считаешь зазорным со мной разговаривать?
Мистер Хупдрайвер смотрел вперед, в Необозримое Будущее. Он словно застыл. Ругать его было все равно, что осыпать бранью каменных львов на Трафальгар-сквер. Но сторож не отступался, считая задетой свою честь.