— Вот вы о чем… — Граф, честное слово, улыбался не смущенно, а словно бы насмешливо. — Но ведь это забавы и есть, милая моя. Есть
— Очень надеюсь, что никогда не превращусь в нечто вам подобное…
— Не зарекайтесь, — сказал граф с очаровательной улыбкой. — В этом есть своя прелесть, сами потом убедитесь, когда распробуете свои возможности…
— Послушайте, — сказала Ольга. — Можете вы мне откровенно ответить на несложный вопрос?
— К вашим услугам.
— Зачем я вам? Зачем вся эта комедия с предложением?
— Это вовсе не комедия, — серьезно сказал граф. — Это осмысленное, серьезное намерение.
— Зачем?
— Извольте, будем откровенны… Во-первых, милая Ольга, вы мне нужны затем же, зачем любому нестарому мужчине очаровательная девушка…
— Судя по некоторым рассказам, «нестарым» вас именовать не вполне уместно…
— Ах, вот оно что, — сказал Биллевич весело. — Старушка меня все же узнала? То-то взгляд у нее стал таким заполошным, даже расхворалась, бедная… Все верно. Мне и в самом деле чуточку побольше лет, чем можно подумать… но могу вас заверить, что я самый настоящий человек из плоти и крови и мой облик — не маска. Не думайте, будто достаточно меня перекрестить или, скажем, ударить осиновым колом, как я моментально превращусь в дряхлого старика, а то и вовсе в скелет. Не тот случай, честное слово.
— Как интересно…
— Отсюда как раз и вытекает «во-вторых», — сказал он без улыбки. — Вы меня интересуете не только как женщина. Я одинок. Мне нужна
— Заманчиво.
— И совершенно реально. Вам достаточно только подать мне руку… Успокойтесь, я в переносном смысле, — рассмеялся он, увидев, что Ольга непроизвольно отпрянула. — Вам стоит лишь пойти со мной… Поверьте, вы меня всерьез заинтересовали. Не годится себя хвалить, но скажу без ложной скромности: я стремлюсь жить интересно, не размениваясь исключительно на те самые пошлые забавы, свидетельницей которых вы, надо полагать, оказались. А вот мой друг, камергер Вязинский, между нами — как раз ужасающий примитив, если можно так выразиться. В нем нет ни жажды поиска, ни страсти к дальнейшему познанию, он всецело ушел в извлечение выгоды из своего положения. Вы его интересуете исключительно как очередная красивая игрушка, которую он потом выбросит. И не более того. Уж я-то его знаю… Меж тем мне нужна именно спутница. В каком-то смысле мои побуждения можно и назвать любовью, стремлением создать семью. Не иронизируйте.
— И не собираюсь, — серьезно сказала Ольга.
— Как все ограниченные люди, Вязинский прямолинеен до глупости. И это меня беспокоит. Коли уж он решил вас заполучить, он приложит все силы… перед которыми у вас нет должной защиты. Защитить вас могу только я. Так что решайтесь. Выбор у вас небогат — или стать моей ученицей, спутницей, возлюбленной, или будете жалкой игрушкой в руках Вязинского.
— Ну, это мы еще посмотрим…
— Не глупите. Вы не представляете, с кем имеете дело. Очень уж не равны силы. Соглашайтесь, Ольга. Вы и не представляете,
Вполне могло оказаться, что он был искренен. Но это ничего не меняло…
— Вы говорили, что я не знаю, какова ваша душа… — задумчиво произнесла Ольга. — Вы так полагаете? А если я примерно догадываюсь, как с вашими душами обстоит дело? — Она смотрела графу в глаза, не отрываясь. — Есть у меня сильные подозрения, что ваша душа — и души ваших друзей — давным-давно проданы, заложены, и это не тот случай, когда можно выкупить у ростовщика заклад. И когда-нибудь ростовщик за своим закладом явится… Я права?
В глазах у него что-то
— С моей душой, знаете ли, еще ничего толком не ясно, — сказала она так, словно рассуждала вслух. — Во всяком случае, у меня, как позволяют судить некие житейские наблюдения, есть еще шанс. А вот касаемо вас — крепко сомневаюсь. Ваша душа уже не вам принадлежит. И вы меня за собой тянете в первую очередь для того, чтобы не было так жутко и одиноко там, где вы все оказались…
Лицо графа на миг исказилось злобной гримасой, которую он оказался не в состоянии сдержать.