Колдунья-индиго

Глеб представил себе, как благодарные шарики и благородные мастино наполетано станут оставлять свои полновесные «автографы» в его отпечатанной на асфальте ладони, и, поблагодарив Юлию, выразил пожелание, чтобы его благотворительный взнос все же остался тайной. Ибо благие дела свершаются в тишине, а моральное удовлетворение он ищет не в звучном рокоте хвалы и тем более не в громких криках восхищенья. Юлия посмотрела на Панова если не с восхищением, то с уважением и заметила, что его гуманные и возвышенные мысли, видимо, сами собой излились в поэтической форме, и это доказывает, что у высказавшего их непременно должна быть благородная душа и поэтическая натура.

Глеб скромно потупился: мол, уж такой я поэтичный, ничего с этим не поделаешь… О том, что ему пришлось чуточку поэзии позаимствовать у Некрасова, он решил не распространяться, полагая, что от лиры «печальника горя народного» много не убудет. А растроганная Юлия снова полезла в свой шкаф-комод, достала оттуда медальон — кусочек прозрачного янтаря в серебряной оправе и на серебряной цепочке, с заточенной в янтаре доисторической мухой, современницей мамонтов, — и посоветовала Глебу надеть этот медальон на шею в качестве оберега от Марфиного приворота. Более сильный талисман, защищающий вообще от всякого колдовства, как в ошейнике у Услады, она обещала подарить Глебу попозже, так как такой супероберег ему пока не нужен. Марфа, знакомясь с интересным молодым человеком, на первых порах обычно ограничивается приворотом, а порчу и сглаз наводит на кавалера позже, когда с ним поссорится.

Глеб похвалил дизайн антисглазового амулета, горячо поблагодарил Юлию за бесценный подарок, надел оберег на шею, но, мучимый любопытством и некоторым сомнением в своей платежеспособности, поинтересовался, как же выглядит талисман, защищающий Усладу от бед и наваждений? Наверное, это нечто экзотически изящное и необыкновенно удивительное и вместе в тем миниатюрное, вроде лесковской блохи, подкованной серебряными подковками, раз помещается в ошейнике. Юлия возразила, что сила амулета вовсе не в его экзотичности и изящности, ведь в Усладином ошейнике зашита обыкновенная серебряная пуля, только заговоренная белым магом Митрофаном. Такую же, но размерами покрупнее, она срочно приобретет у мага и для Глеба. И когда Марфа станет наводить на него порчу, Глеб встретит ее колдовство во всеоружии. Большая заговоренная серебряная пуля легко отразит любой сглаз вместе с порчей. Панов снова стал благодарить свою юную заступницу и лишь робко пожелал, чтобы эта серебряная пуля была размерами не как от крупнокалиберного пулемета, вполне сойдет и калибр помельче. Ну а он, разумеется, возместит все расходы на янтарное и серебряное изделия из ближайших зарплат. Юлия с благожелательной улыбкой, а не с ехидной усмешкой, какая всякий раз появлялась у нее на губах, как только она в разговоре с Глебом упоминала Марфу, объяснила, что снабдить его оберегом — ее святая обязанность. Ведь если она не ошибается, лилия, так понравившаяся молодому человеку, не совсем рыжего цвета, и коль скоро это правда… Глеб поспешил еще раз подтвердить, что не просто лилия, а Лилия Прекрасная навеки покорила его сердце. А Марша с его сердцем и рядом не стояла…

Юлия уже без улыбки и более твердым тоном предупредила «любителя цветоводства», что ему не следует находиться с Марфой рядом; он целее будет, обходя ее десятой дорогой. Как только колдунья поймет — а она это в конце концов обязательно поймет, несмотря на всю свою глупость, — что ее приворот не действует, Марфа обозлится и начнет Глеба сглаживать, или как там правильно сказать — сглазивать. И наводить порчу! Значит, большая серебряная заговоренная магом пуля ему жизненно необходима, и Юлия подарит ее Глебу, как подарила уже оберег от приворота. Не только доброе дело, но и доброе намерение заслуживает благодарности и воздаяния! Она же заметила и оценила жертвенную готовность Глеба давеча забрать собачек с помойки, невзирая на крупные размеры и острые зубы вожака стаи. И если бы ему не помешал этот негодник Тимур, собачек уже сегодня определили бы в приют, а в дальнейшем, несомненно, на благотворительной основе перевели и в санаторий. Но Тимуру его жестокий и дерзкий поступок даром не пройдет, и он о нем еще горько пожалеет!

— А вам, Глеб, я очень благодарна за сочувствие бедствующим собачкам, я даже почти готова простить вам ваше мимолетное, но тем не менее очень легкомысленное увлечение рыжей колдуньей Марфой.

На этой оптимистической ноте и закончился разговор коллег-соучредителей нового бизнес-проекта. Глеб попрощался и направился к дверям, вопреки советам и даже требованиям рвущихся в его подсознание двух непримиримых конкурентов: олимпийского покровителя брачных уз Гименея и его антипода — бога свободной любви Эрота.

Гименей вежливо увещевал:

— Куда вы, нерешительный юноша?! Вернитесь, падите на колени перед прекрасной девой, просите ее руки и сердца с обязательной регистрацией в загсе и штампом в паспорте!

А Эрот, забыв о всяком политесе, орал благим матом: