Колдунья

Несколько месяцев спустя — месяцев, мистер Лесли! — Маклейн рассказал, что он еще мальчишкой застрелил прекрасную белую лань на ветреных высотах Бен-Фады и что шкуру этой лани он носит до сих пор. Я переспросила:

— Бен-Фады?

Потому что у белой лани волшебство живет в сердце, его там больше, чем у многих. Он осушил кружку, взмахнул рукой, будто мои слова были назойливыми мухами, проворчал:

— Восточная Сестра. Из Трех.

Я улыбнулась, подумав: «Хоть Макдоналды, видимо, не слишком доверяют человеку из Англии, но взгляните-ка, им нравятся придуманные мной английские имена».

Итак, Иэн обнаружил меня. Он и те два медведя. Они сопели, ворчали, обзывали меня «сассенах». Они разузнали про мои травы; но оставили меня здесь и ушли.

Приход людей изменил мое место. Воздух стал другим, когда там появились трое мужчин. Их следы оставались у моей хижины еще несколько недель, а запах мокрой шерсти задержался еще дольше, как и их слова «крыша не выдержит». Это меня беспокоило. Я обошла кругом свою хижину в тот вечер, проверяя ее и разглядывая. Я постаралась на славу, и она хорошо мне служила, потому что благодаря торфу, веткам и навозу внутри было достаточно сухо. Тонкая часть крыши позволяла дыму вылетать наружу. Я была очень счастлива. Мне было тепло и уютно.

Но через несколько дней начались морозы. Я проснулась среди ночи — не от холода, потому что я не против холода. Но от странного голубоватого света в хижине. Я подползла на животе к двери, сделанной из дерна, приподняла ее. И увидела его — мой первый хайлендский мороз. Призрачно-голубой и безмолвный.

Это было такое красивое зрелище. Горы смотрели на меня и мерцали. Но, к сожалению, я поняла, что он прав — крыша не выдержит. Она слишком тонкая. Придет дождь — неистовый косой дождь, обычный для Шотландии, и обложные дожди начнутся тоже. И снег. Я боялась лежать под шкурой лани, думая лишь о том, как бы крыша не рухнула на меня вместе с массой снега, сошедшей со склона холма. Я не боюсь снега, но только если он не рухнет на меня вместе с крышей во время сна. Всем нам необходим сон.

Так что в то морозное октябрьское утро я направилась вниз, в долину. В лесу на берегу реки Кое я набрала еще веток, связала их и потащила домой. Это было очень тяжело, и я остановилась отдохнуть. На склоне около моей расщелины был он — олень. С рогами. Смотрел на меня с противоположного холма, копыто зависло над снегом, словно он резко замер, заметив человека. Так он и стоял, наблюдая.

Я сосчитала отростки на рогах. Пять на левой стороне и четыре на правой.

Он шевельнул хвостом, пустился прочь рысью.

Той ночью мне снилась его корона. Под моей новой толстой крышей мне снились его рога и сверкающий глаз. Кажется, я спала слишком глубоко, потому что утром, проснувшись, нашла много следов на инее вокруг хижины. Я опустилась на колени и разглядывала их. Человеческие следы. Моя ладонь была маленькой по сравнению с ними, и я почувствовала запах влажной шерсти.

И потому я порадовалась, что у меня теперь есть новая крыша, а стены стали толще.

Еще там был холм под названием Сохрани-Меня.

Это, конечно, я дала ему такое имя. Однажды звездной ночью, проходя под ним, я посмотрела вверх и попросила: «Сохрани меня! Мне страшно».

И он сделал это.

Я дремала у себя в хижине. Свернувшись клубочком, я слушала потрескивание огня в очаге. Снаружи заухала сова, и я перевернулась. Совиный крик донесся словно издалека, так всегда бывает, когда что-то мешает тебе ускользнуть в сон.

— Сассенах!

Кто-то так постучал в мою дверь из дерна, что хижина затряслась.

Я взвизгнула. Мне было тепло и мягко. Я бы уже уснула, а теперь подскочила и зацепилась волосами за солому. За дверью раздавался лошадиный храп.

— Сассенах!

Хорошие новости не приносят ночью на взмыленной лошади. Я вывалилась наружу и наткнулась на Иэна Макдоналда, который вновь стоял на моем пороге, уперев руки в бока, запыхавшийся от бешеной скачки.

— Твои травы… — сказал он.

Я потерла глаза.

— Для чего они?

— Какие именно? — спросила я. — У них много назначений. Зубная боль, ночные кошмары, поносы. Подагра, икота…

— Ранение. Серьезное. Рана на голове, очень сильно льется кровь, и ее не получается остановить.

Я посмотрела в его глаза. И поняла теперь, о чем свидетельствуют его резкость и его торопливость. Я сказала:

— Да.

— Бери их.

Я собралась быстро, потому что знала, для чего нужна каждая из моих трав. Взяла хвощ, живучку, кервель и спросила:

— Кто ранен?

— Мой отец.

— Предводитель клана?

— Да.