Колдунья

— Конечно, конечно, — согласился старый лорд. — Оставайся хоть до вечера, делай свои дела и не торопись, но соблюдай осторожность. Впрочем, с тобой будет охрана. Тебе полезно бывать на солнышке, только смотри не переутомись.

— Прекрасно, — с приятной улыбкой ответила Элис. — Я воспользуюсь вашими советами, милорд.

В тот вечер Хьюго не явился ни в дамскую галерею, ни в комнату Элис. Новая служанка Мэри спала с ней в одной комнате на маленькой, низенькой кроватке, которая на деревянных колесиках выдвигалась из-под большой кровати. Элис лежала в темноте и с нарастающим раздражением слушала размеренное дыхание служанки. В полночь она растолкала ее и отослала спать в галерею.

— Я не могу заснуть, когда ты в комнате, — пожаловалась она.

— Хорошо, миледи, — отозвалась девушка.

Колечки ее светлых волос были взъерошены, на щеках играл румянец. Она, словно сова, хлопала на Элис глазами, еще не вполне проснувшись. Рубашка с открытым воротом демонстрировала соблазнительные, упругие груди.

— Иди, — раздраженно произнесла Элис. — Я не смогу заснуть, пока не останусь одна.

— Простите, миледи, мне очень жаль, миледи, — извинялась Мэри.

Стараясь не шуметь, она в полной темноте нащупала дорогу, вышла из комнаты, осторожно прикрыла дверь и тут же загремела, наткнувшись на табуретку. Потом все стихло. Элис перевернулась на другой бок и крепко уснула.

Утром она приказала Мэри принести эля и хлеба с сыром и, сидя в постели, в одиночестве позавтракала. Потом велела девушке доставить кувшин с горячей водой и нагреть перед огнем простыню, чтобы вытереться. Затем Мэри направилась к сундуку с платьями.

— Коричневое, — распорядилась Элис. — И черный корсаж, а также черный головной убор.

Одевшись, она посмотрелась в ручное зеркальце. Плоский как доска корсаж делал совершенно незаметными ее выступающий животик и грудь. Хильдебранда не увидит этого проклятия, называемого беременностью. Старомодный головной убор в виде двускатной крыши спереди почти закрывал ей лоб, а сзади полностью прятал волосы. Платье было сшито из толстой, теплой домотканой материи, ладно скроено и совсем не похоже на красный наряд, доставшийся ей от содержанки Мег, да и на другие платья Элис.

— Ты умеешь сидеть верхом? — обратилась она к служанке, когда они спустились вниз.

— Да, — промолвила Мэри. — У моего отца когда-то была небольшая ферма. Он держал много лошадей. Разводил их и продавал господам.

— А что, теперь у него нет фермы? — полюбопытствовала Элис.

Она шла впереди; через внутренние ворота, разводной мост и следующий двор они направлялись к конюшне.

— Ферма была на земле аббатства, — пояснила служанка. — А когда аббатство разрушили, милорд Хью скупил земли у короля. И арендная плата оказалась для нас неподъемной, пришлось бросить все и уехать.

— Чем теперь занимается твой отец? — небрежно спросила Элис.

— Потеря фермы была для него равносильна смерти, — вздохнула служанка. — Перебивается кое-какими заработками, летом стрижет овец, косит сено. Зимой копает землю. Но чаще всего ничего не делает. Живут они очень бедно.

— Возьми пока мою лошадь, — велела Элис. — А я сяду на мула. Но когда замок скроется из виду, поменяемся. Лорд Хью слишком беспокоится о моей безопасности.

Мэри кивнула. Мальчишка-конюх вывел лошадей, и она легко вскочила в седло, с изяществом и грацией развернув юбки своего серого платья, словно была благородной дамой, достойной и более красивого наряда. Глядя на нее, парень присвистнул, и Мэри отбросила кудряшки назад и улыбнулась. Элис усадили на спину мула, и она ударила пятками ему в бока.

Когда они проезжали ворота в Каслтон, к ним присоединились двое вооруженных людей. Один вышагивал впереди, а другой замыкал маленькую кавалькаду.

Путники быстро перебрались через мост и устремились в гору. Солнце ярко светило в глаза, перед ними расстилалась бледная дорога, день обещал быть жарким.

В своем тяжелом головном уборе и в теплом платье, плотно закрывающем шею, Элис с завистью посматривала на Мэри, которая держалась в седле легко и уверенно, вертя головой по сторонам, любуясь полями начинающей желтеть ржи и бледно-зеленой пшеницы.

— Скоро сбор урожая, — весело щебетала служанка. — В этом году зерно уродилось доброе. Мой отец уверяет, что осенью будет много фруктов.

— Слезай, — оборвала ее Элис. — Теперь я поеду на лошади.

Они остановились, и солдаты помогли им пересесть. Дальше ехали молча, дорога забиралась все выше и выше, посевы сменились пастбищами, где росли грубые травы, годные только для овец, а за ними начиналась бескрайняя пустошь, покрытая густыми зарослями вереска. Вдаль простирались холмы, и над ними огромной голубой чашей опрокинулось небо. В вышине порхали и звенели бесконечными трелями жаворонки. С правой стороны над обрывом, раскинув в жарком воздухе широкие крылья, неподвижно зависли сарычи. А еще выше в небе крохотным пятнышком кружил беркут.