Колдунья

Не доверяя больше голосу, Элис только покачала головой. Минуту женщины во все глаза смотрели друг на друга, онемев от ужаса.

— Только не говори ему, — взмолилась Кэтрин; в ее резком, надтреснутом голосе звучало безумие. — Не говори, что все было вот так…

Элис поймала себя на том, что потирает ладони, при этом воск скатывался в тоненькие колбаски и падал на пол, как мертвая кожа.

— Чертов воск, — пробормотала она. — Будь ты проклят.

— Никому не говори, как все было, — настаивала Кэтрин. — Соври, что случился выкидыш. Не дай бог, узнают об этом… об этом кошмаре!

Элис молча кивнула.

— Если об этом узнают… — Кэтрин помолчала, всматриваясь в подавленное, объятое страхом лицо знахарки. — Если об этом узнают, мне конец, от меня просто избавятся. Скажут, что я ненормальная, что я чудовище.

Руки Элис двигались торопливо и нервно, она все старалась очиститься от мерзкого воска; он застрял у нее между пальцами, и она отковыривала его ногтями. Кэтрин не отрываясь следила за ней широко распахнутыми глазами.

— Как могло такое случиться? — наконец воскликнула она. — Элис! Ты же опытная повитуха, ты много раз принимала роды. Разве такое бывает?

Девушка не отвечала. Перед ее глазами живо стояла восковая Кэтрин, маленькая кукла с круглым животом, она вспомнила свечной воск в пальцах, который мяла когда-то, вылепляя этот круглый живот. Она соединила восковую Кэтрин с восковым Хьюго, вставив ей в щель его восковой пенис. Все случилось в точности по ее приказу, это она предрекла, что ребенок будет точной копией отца, воскового отца. В ее памяти всплыло предостережение Моры о том, что куклы иногда «неправильно тебя понимают».

— Не знаю, — наконец отозвалась Элис, чувствуя, что инстинкт самосохранения побеждает страх. — Наверное, у вас какая-то ужасная болезнь. У вас в организме, должно быть, завелась порча. Вы бесплодны, вы способны зачать и породить только эту мерзость.

Кэтрин задрожала, в ее глазах пылал ужас.

— Значит, это моя вина, — медленно промолвила она, словно получила урок, который был выше ее понимания. — Значит, что-то во мне не так.

— Да, — подтвердила Элис, не обращая внимания на краску стыда, проступившую на щеках госпожи.

Они снова замолчали.

— Убери это куда-нибудь подальше, — велела миледи. — Никто не должен узнать об этом. — Она бросила взгляд на камин. — Сожги.

Элис кивнула. Кое-как, задыхаясь от усилий, Кэтрин выбралась из постели. Вместе они вытащили испачканную простыню, разорвали ее пополам, потом еще раз и еще. Каждый кусок свернули и сунули в огонь, который в камине едва горел. Ткань задымилась, а когда огонь захватил воск, тот заискрился и стал капать, сгорая зловещим желтым пламенем. От дыма шел запах, какой бывает в сыромятнях.

— Тебе надо привести в порядок лицо, — отрывисто произнесла Кэтрин. — И волосы тоже.

Она стала тщательно вычищать волосы Элис от воска. Девушка тем временем терла и щипала пальцами щеки, каждый раз вздрагивая, когда отрывала маленькие белые чешуйки от кожи.

— И платье, — добавила Кэтрин.

Красные рукава Элис до локтей сплошь покрывали белые пятна воска, то же самое было и спереди. Знахарка стояла, а миледи расшнуровывала на ней наряд, и наконец он упал на пол. В сундуке Элис нашла старое платье, которое госпожа не носила с тех пор, как забеременела.

Кэтрин молча зашнуровала его. Потом Элис взяла свежую простыню, сохнущую возле камина, и застелила постель.

— Придется их впустить, уже можно, — заметила она.

— Но они же поинтересуются, где тело, — спохватилась вдруг Кэтрин.

Элис разорвала салфетку, завязала ее в несколько маленьких узелков, намочила в бокале красного вина и бросила на постель; темно-красным пятном вино расплылось по простыне. Затем взяла миску, налила в нее немного воды и остатки вина и накрыла скатертью со стола.

— Обманем их, — пояснила она. — Никто не станет разглядывать все это вблизи.

Кэтрин вдруг побледнела, лицо ее приняло нездоровый, желтоватый цвет.

— У меня кружится голова, — пожаловалась она.

— Впустите их на минутку, а потом можете отдохнуть, — ответила Элис без особого сочувствия. — А вы представляете мои ощущения? Меня сейчас вытошнит.

Она направилась открывать дверь, но Кэтрин остановила ее:

— Элис!

Девушка обернулась.

— Поклянись, что никому не расскажешь. Никому! — потребовала миледи. — Особенно Хьюго. Поклянись никогда не рассказывать Хьюго, что у меня… — Она глубоко вздохнула и закончила: — Что у меня внутри было чудовище.

— Он так и так узнает, что вы не способны зачать ребенка, — неохотно возразила Элис.

Кэтрин помолчала, глядя на знахарку так, будто впервые ее видела, стараясь понять, что означает эта ее холодность и мрачность.

— Да, — печально согласилась она.

— Я не стану говорить милорду, что там была эта отвратительная масса, — заверила Элис. — Он никогда от меня не узнает, что вы извергли из себя комья белой грязи. Вонючие комья грязи.

— Мне очень стыдно, — призналась Кэтрин, опустив глаза.

Элис смотрела на нее, и в ее глазах не было жалости.

— Я сохраню вашу тайну, — пообещала она. — Не скажу лорду Хьюго ни слова.