Акмен-хотеп резко повернулся, решив, что конники Нагаша вернулись и сейчас снова нанесут удар, но, едва вскинув меч, царь заметил, что и конь, и всадник из плоти и крови, а не из кожи и костей. Он приблизился, и Акмен-хотеп увидел, что это не кто иной, как Пак-амн, и тут царь сообразил, что не видел Мастера Коня после вчерашнего нападения.
— Где ты был? — спросил он, как только юный аристократ осадил своего измученного коня возле колесницы.
На лице Пак-амна мелькнуло раздражение.
— Организовывал арьергард и оценивал наше положение, — отрывисто сказал он. — Думал, тебе захочется узнать, в каком состоянии наше войско, о великий.
Хашепра ощетинился, услышав высокомерный тон молодого аристократа, но Акмен-хотеп жестом остановил его.
— Что ж, докладывай, — приказал он Мастеру Коня.
— У нас осталось две тысячи и пять сотен людей, чуть больше или чуть меньше, — начал Пак-амн. — Примерно треть из них ранены, кто тяжелее, кто легче. Примерно четверть воинов покинули лагерь, захватив в поясных сумках припасов на пару дней. — Пак-амн качнул головой в сторону колесниц. — Надеюсь, вам с обозом повезло больше.
— Это еще нужно проверить, — отозвался Акмен-хотеп. — А что там с бхагарцами?
Лицо Пак-амна помрачнело.
— Уж не знаю, что это — воля богов или так задумал сам Нагаш, но этой ночью бхагарцы пострадали больше всех. Кое-кто клянется, что всадники-скелеты сворачивали с пути, чтобы убивать разбойников пустыни. Из сотни, что вышли с нами из Ка-Сабара, осталось меньше двадцати. — Он пожал плечами. — Возможно, если бы у них имелись мечи, они сумели бы защититься.
Лицо Хашепры потемнело от ярости.
— Самое время вбить в тебя правила приличия, мальчишка, — негромко произнес он.
— Довольно, о святейший, — остановил его Акмен-хотеп. — Вспомни, что ты говорил насчет того, чтобы быть примером для других. Этим поведением Мастер Коня не оскорбляет никого, кроме своих предков.
Пак-амн саркастически фыркнул.
— При чем здесь предки? — сказал он. — Я просто говорю правду. И если царь недостаточно силен, чтобы ее выслушать, значит, он просто не истинный царь.
— Есть правда, а есть подстрекательство к мятежу, — вмешался Мемнет. — Царь вправе казнить тебя за такие речи, Пак-амн.
Мастер Коня злобно взглянул на верховного иерофанта и сказал:
— Я могу назвать не меньше тысячи людей, не согласных с тобой, жрец.
Акмен-хотеп оцепенел. В его голове пронеслось предупреждение Мемнета: «Кто знает, что он сделает, если поймет, что в состоянии повлиять на довольно большую часть армии?»
Стоит сказать слово, и Хашепра убьет юного полководца одним ударом своего молота. И когда приказ был готов сорваться с его уст, Пак-амн повернулся к нему и произнес:
— Прости меня, о великий. Я, как и ты, очень устал и издерган. Но я счастлив сказать, что еще не все потеряно.
— Это как же? — осведомился царь.
— Я поговорил с уцелевшими бхагарцами, — ответил полководец. — Они знают о тайнике с провиантом в дне конного пути отсюда.
— День конного пути — это два или даже больше дней пешком, — возразил Хашепра. — Половина войска погибнет, пока мы доберемся туда.
Пак-амн кивнул.
— Да, если мы не разгрузим колесницы и не отправим их вперед, чтобы забрать продовольствие, — сказал он. — Я могу взять уцелевших бхагарцев в проводники и отобрать еще несколько сотен надежных воинов. А через день вы с остальным войском встретите нас на полпути назад. Это будет непросто, но возможно.
Акмен-хотеп молчал, потирая засыпанные песком глаза. Он пытался вникнуть в план полководца. Звучит разумно… если бы он мог доверять Мастеру Коня. Но можно ли рисковать, отсылая от себя колесницы и проводников, отдавая их под командование Пак-амна? Даже если он назначит командовать экспедицией кого-нибудь другого, откуда ему знать, что этот человек не сторонник Пак-амна? И тогда Мастер Коня может ночью ускользнуть и спокойно вернуться в Ка-Сабар, оставив войско на произвол судьбы.
Царь вопросительно посмотрел на брата. Мемнет промолчал, но взгляд темных глаз был очень красноречивым. Акмен-хотеп вздохнул и покачал головой.
— Мы не можем рисковать ни колесницами, ни проводниками, — сказал он. — Распределим свои припасы и направимся к оазису все вместе.
Пак-амн широко распахнул глаза, услышав решение царя, и гневно стиснул зубы.
— Да будет так, — сдержанно произнес он. — Но в результате люди просто бессмысленно погибнут. Ты пожалеешь о своем решении, Акмен-хотеп, помяни мое слово.
Полководец резко повернулся и быстро направился к своему коню. Акмен-хотеп смотрел ему в спину, обдумывая, следует ли арестовать Пак-амна. Сможет ли его арест предотвратить мятеж или, наоборот, спровоцирует его?
Следующее, что он помнил, — это то, как Хашепра осторожно тряс его за плечо.
— Так что будем делать, о великий? — спрашивал жрец.
Акмен-хотеп встряхнулся, словно пробуждаясь ото сна.
Конь Пак-амна скакал уже довольно далеко, направляясь в хвост колонны.