Колдун из Салема

— …между Землей и Небом существует еще и то, о чем наше школьное образование умалчивает, — перебил меня Баннерманн. — Да-да, Крэйвен, я знаю это изречение.

Он покачал головой, опустился на кушетку и закрыл лицо руками.

— Простите, — сказал он через некоторое время. — Я… просто это для меня уже слишком.

Я кивнул. В подобных обстоятельствах Баннерманн держался еще молодцом. Другие на его месте не выдержали бы такой нагрузки.

— Ну хорошо, — пробормотал я и хотел было полностью подняться, но тут же ударился головой о балку и побрел к Баннерманну на полусогнутых ногах. И лишь теперь я вспомнил о Присцилле. Из-за всех этих треволнений и ужасов я о ней совсем забыл.

Она все еще стояла, до смерти перепуганная, у стены, к которой она отскочила, когда появилось чудовище. Ее лицо было совсем бледным, руки дрожали, а в глазах застыло такое выражение ужаса, какого я в своей жизни еще не видел.

— Присцилла, — пробормотал я. — Я…

— Что это было, Роберт? — еле слышно спросила она. Ее голос был слабым, как у дряхлой старушки. — О господи, Роберт, что…

Я немного помолчал, затем подошел к ней и поднял было руку, чтобы обнять ее за плечи, но не сделал этого.

— Все уже позади, — сказал я как можно мягче. — Ты была права, когда говорила, что Лейман связался с самим сатаной. Быть может, ты сама даже и не догадываешься, насколько ты права.

Она посмотрела мимо меня на то место, где в последний момент стоял краал. На почерневшем полу отчетливо виднелись очертания его тела. Пожалуй, чудом было то, что не загорелся весь дом, как это случилось с лавкой Леймана.

— Все уже позади? — прошептала она и подняла глаза. В них вдруг заблестели слезы.

— Позади, — подтвердил я. — Чудовище мертво, и Лейман никогда уже не сможет вызвать заклинаниями что-нибудь подобное.

— Но как… — она запнулась, шумно сглотнула и внезапно бросилась ко мне. Она так сильно вцепилась в меня, что мне стало трудно дышать.

— Увези меня отсюда, Роберт, — взмолилась она. — Пожалуйста, увези меня отсюда. Я… сойду с ума, если останусь здесь.

Она начала тихонько плакать и еще сильнее прижалась ко мне. Теперь она была похожа на перепуганного одинокого ребенка.

Не обращая внимания на боль в ладонях, я нежно коснулся ее волос, погладил ее плечи. Я почувствовал, как она задрожала от моего прикосновения.

— Хорошо, малышка, я увезу тебя, — прошептал я. — Обещаю.

Ночь опустилась на городок, окутав его тьмой, словно одеялом. Немногочисленные звезды, появившиеся на небе с наступлением вечера, постепенно исчезли за завесой черных дождевых туч, и даже свет луны, прилепившейся к небосводу своим почти идеально круглым диском, лишь периодически пробивался в разрывы между тучами. В воздухе пахло дождем, да еще ветер приносил от находившегося неподалеку моря запах соленой воды. Иногда слышался одинокий крик чайки.

— Держитесь сразу за мной, — прошептала Присцилла.

Ее голос из-под коричневого, натянутого на лоб капюшона плаща звучал приглушенно, но при этом его было хорошо слышно, потому что вокруг стало тихо, неестественно тихо. Городок словно вымер. На узкой, тянущейся в южном направлении улице не было ни души, и если бы у нас за спиной не виднелись слабые красноватые отблески огня, то можно было бы действительно подумать, что Голдспи превратился в мертвый город.

Но это было не так. С тех пор как мы покинули дом, мы никого не видели, однако слышали голоса и шаги десятков людей, поэтому первые три-четыре сотни ярдов нам приходилось перемещаться перебежками, как под обстрелом. Присцилла вела нас по боковым улочкам и задним дворам такими окольными путями, что нездешний человек не отыскал бы их и за сотню лет. Мы крались от одного потаенного места к другому, словно преступники; затаив дыхание, прятались за углами домов и в проемах ворот. В результате мы передвигались так медленно, что на первые полмили нам потребовался почти целый час. Мое сердце бешено колотилось, и, хотя непосредственно угрожавшая нам опасность была уже позади, — а может быть, наоборот, как раз потому, что она была позади, — мои руки тряслись.

В городишке что-то происходило. Судя по доносившимся до нас звукам, все население Голдспи было на ногах и дружно топало на рыночную площадь в центре города, хотя приближалась полночь.

Но все это происходило уже позади нас, поэтому я испытывал некоторое облегчение. Чем ближе мы приближались к окраине городка, тем меньше были слышны шаги и голоса людей. Улицы теперь стали такими пустыми, что мы уже могли позволить себе идти посвободнее, прямо по тротуару, хотя и старались держаться в тени домов. Присцилла дала нам с Баннерманном темные плащи, такие же, как у нее самой, и мы накинули их поверх своей одежды, хотя ни я, ни Баннерманн не питали особых иллюзий относительно того, что подобная маскировка нам сможет чем-то помочь. Уже то, что мы направлялись не в центр города, выглядело подозрительным. Если бы мы натолкнулись на кого-нибудь, нам была бы крышка.

Вдруг Присцилла остановилась, подняла руку и, закрыв глаза, прислушалась.

— В чем дело? — озабоченно спросил Банн.