Колдун из Салема

Говард кивнул. Его лицо стало белее снега. Но он так и не успел ничего ответить. Снова послышался пронзительный крик, и, оглянувшись, я увидел, что миссис Уинден отшатнулась, как от удара кулака. За ней, там, где когда-то была верхняя ступенька рухнувшей вниз лестницы, показался целый лес дрожащих черно-коричневых отростков…

— Они карабкаются вверх по стенам! — крикнул Макмадок. — О господи! Они ползут сюда!

Говард чертыхнулся, вскочил на ноги и потащил меня за собой. Весь проем двери был заполнен шевелящейся черно-коричневой массой. Тонкие пульсирующие побеги, похожие на дрожащие нервные волокна, дотянулись до чердака и уже цепко хватались за его полусгнившие половицы. По ним, как по мосту, ползли все новые и новые побеги.

Говард повернул меня к себе и указал на письменный стол.

— Помоги мне! — приказал он.

Я колебался. Безусловно, я знал, что это наш единственный шанс, но уже одна мысль о том, что мне придется своими руками прикасаться к этой мерзкой, наполовину разложившейся массе, была невыносимой.

— Роберт! — взмолился Говард. — Мы должны рискнуть! Я не смогу сделать это один! Прошу тебя!

Я закрыл глаза, попытался подавить в себе отвращение, вызвавшее у меня приступ тошноты, а во рту — вкус горечи, и — схватился за труп обеими руками.

Это было самое мерзкое ощущение, какое я когда-либо испытывал. Мои руки сначала утонули в слизистой массе, как в густом тягучем сиропе, а затем я почувствовал что-то более плотное, зернистое и ухватился за него.

Когда мы дотащили Шоггота до проема двери, черные побеги корней тут же потянулись к нашим ногам и попытались обвиться вокруг них. Масса протоплазмы в наших руках развалилась, от нее начали отделяться и с хлюпаньем падать на пол большие полужидкие куски. Корни, соприкоснувшись с ними, тут же начинали разлагаться, очень быстро и совершенно беззвучно. Это было похоже на некую волну уничтожения, распространяющуюся вокруг нас. Когда мы дошли до дверного проема, под нашими ногами была уже лишь серо-коричневая слизь и пыль.

Я еще раз собрался с силами и бросил все еще остававшиеся у меня в руках куски протоплазмы вниз, в колышущуюся массу корней, метровым слоем заполнившую весь первый этаж.

Результат был почти мгновенным. Черно-коричневая масса корней содрогнулась, из нее начали подниматься дым и пыль, словно после беззвучного взрыва. Затем я увидел повсюду огромные дыры с рваными краями, словно выжженные кислотой. Они быстро разрастались, со смертоносной неистовостью пожирая дрожащие корни.

Я уже не видел, как вся эта масса менее чем за минуту превратилась в серо-коричневую пыль: я медленно опустился возле Говарда на колени, чувствуя, что мое сознание все больше и больше затуманивается.

Смерть настигла его так же беззвучно, как беззвучно это существо пронизывало лесной грунт. Оно почувствовало надвигающуюся угрозу и попыталось на нее как-то отреагировать, но его тело расползлось слишком сильно, созданная им сеть была огромной, а раскинутая ловушка — слишком идеальной, чтобы это все можно было вернуть в исходное положение за короткое время. Его пульсирующее разбухшее туловище, находившееся в пещере глубоко под землей, снова начало увеличиваться в размерах — по мере возвращения его тонких щупальцев из всех растений, из корней и крон деревьев, которые они перед этим пронизали, превратив во что-то новое, противоестественное. Однако беззвучная смерть двигалась в десять раз быстрее, чем плоть этого существа могла отползти по миллионам разветвленных каналов.

Все произошло очень быстро. Тело СУЩЕСТВА начало тускнеть, еще раз содрогнулось и — разложилось. Далеко, очень далеко от него — на морской глубине — зашевелилась гигантская тень другого существа. Все это время оно ждало и наблюдало, и теперь констатировало гибель плода своих усилий с равнодушием машины. Время для него не имело значения, у него еще оставались миллионы помощников, которыми легко можно было восполнить эту — всего лишь одну-единственную — потерю.