Колдун из Салема

— Ну и пусть, — сказал он. — Эта работа все равно уже давно мне надоела. Скажи ему, что мне нужно отлежаться еще дня два. В общем, придумай что-нибудь.

— Два дня?

— Наверное, — ответил Тремейн равнодушно. — А может и меньше. Думаю, я уже скоро ее расшифрую.

Он торжествующе улыбнулся, однако на его осунувшемся бледном лице с воспаленными глазами эта улыбка больше походила на жуткую гримасу. Гордон вздрогнул.

— Расшифруешь? — недоверчиво переспросил он. — Ты хочешь сказать, что сможешь эти каракули прочесть?

Глаза Тремейна на мгновение гневно вспыхнули. Затем он снова улыбнулся — как-то надменно и даже немного злобно. Раньше он никогда так не улыбался. Несомненно, Тремейн очень сильно изменился за последние дни. Гордон еще никогда не видел, чтобы человек так сильно менялся за такой короткий промежуток времени. Гордону пришло в голову, что эти изменения начались в тот самый момент, когда Тремейн коснулся принесенной книги.

Тремейн выпрямился, взял дрожащими пальцами стоящий перед ним на столе стакан с водой и смочил свои воспаленные губы.

— Не прочесть, — сказал он, — а понять.

— Какая разница?

— Большая, — сказал Тремейн. — Я не могу тебе этого объяснить, Гордон, но если мне удастся расшифровать книгу, то, значит, нам это удалось. Я уже начинаю ее понимать, но нельзя сказать, что я ее читаю. Это… как будто страницы разговаривают со мной.

Гордон слегка наклонился над столом и бросил взгляд на значки, хаотично расположенные на пожелтевших пергаментных листах. Для него это были не более чем бесформенные и бессмысленные каракули. И ему совсем не хотелось знать, что они означают. Ему также отнюдь не хотелось знать, что имел в виду Тремейн, когда сказал, что если ему удастся понять эту книгу, то им это удалось.

— Тебе нужно прервать свое занятие, — сказал он, последний раз пытаясь убедить Тремейна. — Ты же изведешь сам себя. За последние два дня ты хоть раз взглянул на себя в зеркало?

Тремейн снисходительно улыбнулся.

— Есть вещи поважнее физического здоровья, Гордон, — сказал он. — Но тебе этого не понять.

Он ухмыльнулся, наклонился над книгой и снова начал водить указательным пальцем по строчкам. Заметив, что Гордон и не собирается уходить, он спросил:

— Что-нибудь еще?

Гордон вздрогнул.

— Не… не знаю, — пробормотал он. — Не нравится мне все это, Тремейн. Эта книга и…

Тремейн поднял глаза:

— И?..

— Так, ничего, — ответил Гордон уклончиво. — За последние дни в городе произошли кое-какие странные события.

— И ты думаешь, что это все взаимосвязано? — Тремейн шлепнул ладонью по странице и пронзительно рассмеялся. При этом он широко открыл рот, и Гордон увидел, что его зубы стали черными и гнилыми, как у древнего старика. — Ты рехнулся, если ты так думаешь.

— Я… я так не думаю, — поспешно возразил Гордон. — Однако…

— Что? — в голосе Тремейна чувствовалась настороженность.

Гордон опустил взгляд.

— Так, ничего, — ответил он тихо. — Ничего. Забудь.

Тремейн еще секунду-другую в упор смотрел на Гордона, а затем снова уткнулся в книгу.

— Ну и хорошо, — сказал он. — Оставь меня в покое. Я занят.

Гордон нерешительно повернулся и пошел к двери, но, услышав, что Тремейн его окликнул, остановился.

— Ты ведь никому ни о чем не расскажешь, Гордон? — настороженно спросил Тремейн.

— Про книгу? — Гордон поспешно покачал головой. — Конечно, нет. Будем считать, что ты болен и должен лежать в постели. Не переживай, я тебя не выдам.

Тремейн ничего не ответил. Гордон поспешно вышел из комнаты и закрыл за собой дверь. Лишь только когда Тремейн остался один, он тихо проговорил как бы про себя, но слова эти явно предназначались Гордону:

— Я бы тебе не советовал этого делать, дружище.