Колдун и Сыскарь

Еще хорошо, когда имеются два друга или две подруги. Женатые или замужние. Любовные чары — одни из самых мощных. И когда лучший друг соблазняет жену твоей жертвы или дорогой ненаглядный муж собирается уйти жить к подруге… Тут не то что у колдуна, у самого дьявола помощь примешь. Очень, очень много великолепных комбинаций можно устроить, используя чужую любовь или даже просто влечение, как рычаг или приманку. Не обязательно и замужние с женатыми. Взять последний случай, такой для него важный. Не появись в селе эта парочка частных сыщиков, не влюбись они в Светлану и не ответь позже она взаимностью одному из них, что бы он делал? Понятно, что-нибудь в конце концов придумал бы. Но сколько бы пришлось ждать удобного момента? Неизвестно. Нет, удачно всё-таки получилось, что ни говори. И он уж постарался эту удачу не упустить.

А дети? Посади ребёнка на правильный крючок — и его мать с отцом сами к тебе на коленях приползут. Правда, трудно с детьми это сделать, трудно. Труднее, чем с кем бы то ни было. Уж больно чисты бывают их души, ничем не замутить эту чистоту. А некоторые и вовсе видят тебя насквозь. Пока не подрастут. Как только девочки и мальчики начинают превращаться в девушек и парней, они становятся очень уязвимы. Насколько трудно околдовать ребёнка, настолько же легко подростка. Глина. Лепи что хочешь. При этом подросток обыкновенно склонен себя полагать самым независимым существом во всей вселенной. Ни авторитетов для него якобы не существует, ни норм, ни правил. Гордый, одинокий и неприступный, так сказать. А на самом деле уязвимый со всех сторон. Даже неудобно иногда бывает от того, насколько легко их подчинить себе.

Имущество и домашние животные. Тоже доступ к душе. Хоть и редко. Поскольку те, кто сильно дорожит нажитым добром, обычно представляют из себя некачественный человеческий материал. То же относится и к безмерным обожателям домашних животных, которые часто оказываются душевно и психически неполноценны в буквальном смысле слова. Такие представители рода человеческого чаще всего бездетны и одиноки. Людей они по-настоящему любить не способны — это им кажется слишком больно и накладно, — а любить хочется. Вот и переносят свои чувства на тварей неразумных, но преданных. Ни первые, ни вторые для настоящего дела не годятся — так, расходный материал, пыль под ногами.

Григорий вышел на крыльцо, неспешно огляделся, присел на верхнюю ступеньку, повернул лицо к солнцу, смежил веки. Хорошо! Всё, что нужно, он сделал. И сделал неплохо. Теперь остаётся только ждать. Придёт, никуда не денется. Зоряна-Ольга тогда не пришла, выбрала путь, ему неподвластный. А эта придёт. Обязательно. Он так видит. Да, Зоряна… Его любовь, его пагуба, его незаживающая рана. Вечное напоминание о первом и самом сокрушительном поражении в той длинной череде битв, которая началась уже больше тысячи лет назад, и конца ей пока не видно.

Глава 24

Греческие попы окончательно обосновались в городе на исходе лета.

Как раз к этому времени были закончены и освящены две церкви и вовсю шло строительство каменного собора. Собор возводили под защитой стен Кремля (заодно и стены укрепляли). Деревянные же церкви срубили в Верхнем посаде, рядом с Торговой площадью и в Загородье — там, где почти уже слились в одну две некогда отдельные слободы, Кожемяцкая и Лесная. И говорили о том, что скоро будет заложена ещё одна церковь, в Нижнем посаде, чтобы уже ни один конец города не остался без духовного окормления.

Отец Григорий, молодой греческий священник, как раз был назначен настоятелем церкви в Загородье — там, где проживала уже крещёная семья Ольги-Зоряны. И там, где неподалёку обитал в наёмном жилье и Самовит после того, как продал дом Велеслава в Верхнем посаде. Всё ещё обитал, вернее будет сказать.

Давно нужно было уехать, спрятаться, обосноваться там, где долго не найдут власти — ни княжьи, ни церковные. Как и предупреждал старый волхв Велеслав. И давно всё было к этому готово. Книги Велеславовы бесценные вывезены и схоронены в надёжном месте, лесная дальняя заимка подготовлена, даже и запасы кое-какие на зиму сделаны, и те, кто должен, предупреждены, а всё медлил Самовит, не уезжал из города, как будто ждал чего-то. И, ясно-понятно, дождался. Потому как тот, кто ждёт, всегда дожидается. Но не всегда это идёт на пользу.

Собственно, тогда уже, с самого начала, он знал, отчего медлит — уж чего-чего, а склонности к самообману у Самовита никогда не было. Не трогается он с места всего по двум причинам. Первая из которых — обыкновенный страх. Страх стать изгоем. Это сейчас общество устроено так, что человек может быть абсолютно одиноким и всё равно рассчитывать в случае нужды на помощь и защиту государства. А в те давние полузабытые времена люди на Руси жили родами и общинами. И если человек по разным причинам из рода или общины выпадал, то становился изгоем — изжитым, выжитым. С этого момента любой, кто посчитал бы себя в силе, мог его обидеть, унизить, лишить имущества, свободы, а то и самой жизни.