— Так это язычники, что ли, современные? — осведомился небрежно. — Видел я их. Ничего серьёзного. Ролевые игры молодёжи в чистом виде, не более того. Энергию девать некуда, вот и резвятся. Кто-то мечами самодельными машет, а кто-то на Ивана Купалу через костёр прыгает. Ерунда. Наиграются, вырастут и забудут.
— Так это ведь с какой стороны посмотреть, — усмехнулся Григорий. — Кому и христианство игра. Или там магометанская вера. А кто-то за них кровь лить готов и жизни класть.
Если не хочешь быстро поссориться с малознакомым человеком, вспомнил Сыскарь старое правило, никогда не говори с ним о трёх вещах: о религии, о политике и о футболе. Три самые взрывоопасные темы. Вот же блин с чебурашкой, подумал он. Наверное, оттого в России и разлад вечный, что только об этом и талдычим, нервы себе портим. Мда. Перевести разговор? Нет, рано. Главное — не спорить, пусть вещает.
«Давай, давай, юноша, — думал в это же время Григорий, снова наполняя стаканы и нарезая ещё сала. — Ты меня подозреваешь и правильно делаешь. Разговорить хочешь, вдруг сболтну что во хмелю. Хе-хе. Надо признать, есть у тебя и талант сыскаря-ищейки, и хватка. Есть. Да только молод слишком, горяч, нетерпелив. А знаний нужных с умениями и опытом и вовсе нет. Это тебе не ворьё с грабителями-убийцами ловить. И не за чужими жёнами следить. Так что зря ты ко мне пришёл. Совсем зря. Очень скоро это поймёшь, но поздно будет. По-хорошему встать бы тебе сейчас и уйти… Нет, всё равно поздно. Нужно было вам обоим сразу уезжать, не оставаться в ту, первую ночь. Тогда, может быть, и уцелели бы. Нет, даже и не жалко мне вас, глупцов молодых. Да и с какой стати жалеть? Не вы первые, кто встал у меня на пути вольно или невольно, не вы и последние…»
— Ну, ради язычества нашего славянского доморощенного вряд ли кто у нас кровь проливать станет, — заявил Сыскарь самым безапелляционным тоном. — Это тебе не какой-нибудь там девятый или десятый век. И даже не девятнадцатый. А уж класть жизни — тем более.
— Как скажешь, — неожиданно легко согласился Григорий и поднял стакан. — Не настаиваю. Мне достаёт того, что я могу помочь людям, когда никто больше помочь не в силах. А уж как я это делаю — колдовством ли языческим либо молитвой православной или латинской — неважно.
— Хор-роший тост, — произнёс Сыскарь с чувством. — За своевременную помощь людям!
Они чокнулись и выпили.
Саундтрек из «Крёстного отца» назойливо лез в уши, прогоняя сон.
— Speak softly, love and hold me warm against your heart… — пел Энди Уильямс.
«О, господи, не надо говорить нежно люблю, замолчи, а?»
— I feel your words, the tender trembling moments start, — не унимался певец.
«Это точно, уже весь дрожу. Заткнись».
— We’re in a world, our very own.
— Sharing a love that only few have ever known, — резюмировала легенда американской эстрады.
«Всё. Достал»
Не открывая глаз, Андрей нащупал на стуле телефон и сбросил звонок.
Уф-ф…
«Стоп, чего это я. Кто звонил-то? Может, из больницы или Ирка из Москвы?» — немедленно подало голос чувство долга. И был этот голос понастойчивей тенора Энди Уильямса. Тот всего лишь спел песню о любви до самой смерти в фильме о смерти ради любви и о своеобразно понятом чувстве долга. После чего в качестве рингтона попал в сотовый телефон Сыскаря. А тут сам этот долг во всей своей красе. И никуда от него не деться.
Пришлось открывать глаза, садиться на постели и определяться. Со звонком, временем, пространством и самочувствием.
Лучше всего в обратной последовательности.
Самочувствие. Не фонтан, бывало и лучше. Но и не сказать, что полная долина Мегиддо. Жить можно. Хотя, конечно, рассольчика бы хлебнуть не помешало. Должен же быть у фермера Сашки рассольчик? Должен. И позавтракать. Необходимое это дело после обильных возлияний. Наполнить желудок едой, чтобы не требовал опохмелки. У колдуна-то выпито было не сильно много, но фермер Саша, который любезно предоставил Сыскарю ужин и ночлег, тоже в стороне не остался и угостил гостя как полагается. Хорошо хоть не очень поздно легли… Вот и с пространством определились и временем заодно. Он в доме фермера Саши, в гостиной, на диване. Время… Сыскарь посмотрел на часы — девять часов тридцать две минуты. Утра. Поздновато, но зато он выспался. А это главное. Главнее любого рассола и завтрака.
Он как раз успел принять душ, побриться и одеться, когда телефон запел снова.
— Сыскарёв на проводе, — сообщил он в трубку ровным голосом человека, готового ко всяким неожиданностям.
И они не замедлили последовать.
— Доброе утро! Андрей Владимирович? Это вас Владимир Борисович беспокоит. Врач.
— А! Здравствуйте, Владимир Борисович. Слушаю вас. Надеюсь, с Иваном всё в порядке?
— Более чем. Я поэтому и звоню. Мы говорили о том, что везти его в Москву вы сможете в лучшем случае завтра. Но динамика такова, что я склоняюсь к мысли даже о сегодняшнем дне. Давненько мне не попадались пациенты, на которых так быстро всё заживает.
— То есть можно забрать его уже сегодня?
— Об этом я и говорю. Если есть такое желание. Часам к двенадцати подъезжайте, я оформлю бумаги.