Колдун и Сыскарь

Капитан-поручик оказался вполне удовлетворён подобной любезностью, а также готовностью к сотрудничеству, и ехали они хоть и под острым казачьим приглядом, но как свободные люди. При этом, что особенно порадовало Сыскаря, покинули жуткое место быстро. Он даже в ужас как следует прийти не успел от того, что натворили они с безотказным «Грачом». Убить семнадцать человек за какие-то несколько минут — это вам, знаете ли, не в муравейник написать. Особенно поражало, что именно убил. Ни одного раненого, все наповал. Как-то раньше не замечал за собой подобной сверхметкости, а тут — на тебе, пожалуйста. Опять карта удачно легла? Или за такую удачу ещё придётся заплатить немереную и неведомую пока цену? К чёрту. Он всего лишь защищал себя, напарника и тех, кого подрядился защитить. Работа такая, уж извините, ничего личного. А посему вместе с Симаем и похоронной командой (Воронов оставлял несколько человек из своего отряда похоронить убитых) принял внутрь полстакана найденной в погребе самогонки, уже привычно вскочил в седло и постарался хотя бы на время задвинуть кровоточащие воспоминания о почти уже прошедшей ночи на задворки души.

«Привет тебе, будущее Садовое кольцо! — думал Сыскарь, когда они, преодолев по мосту ров, въехали за земляной вал и деревянные, заметно обветшалые, стены, — рассказать о том, как изменится Москва через триста лет тому же Петру Алексеевичу, не поверит. Ещё, чего доброго, велит казнить. Или сослать в какой-нибудь дальний монастырь, как опасного сумасшедшего. Одна надежда на Брюса и на совет мёртвой цыганки Лилы. Да на мобильный телефон, зажигалку, часы, нож, фонарик, пистолет и одежду в качестве доказательства, что он не врёт. Что там ещё у него есть? Бумажник с современными ему российскими дензнаками и удостоверение частного сыщика с цветной фотографией. Весомо, если правильно распорядиться. Не стоит также сбрасывать со счетов удачу и вечное спасительное русское авось, которые — тьфу-тьфу-тьфу — вроде бы пока на их стороне.»

Приближение судьбоносной встречи и окружающие небывалые виды вкупе с попадающимися навстречу москвичами образца первой четверти восемнадцатого века качнули в кровь адреналинчика, усталость и сон попятились, а за крепостными стенами Белого города, в который они, срезая путь, въехали через Яузские ворота, и вовсе пропали, как не было. К тому же здесь капитан-поручик Воронов перевёл отряд в галоп, и стало уже совсем не до сна.

В первую минуту Сыскарь не мог понять, зачем они летят сквозь центр Москвы с диким криком: «Поберегись! В сторону! Слово и дело государево!», рискуя зашибить кого-нибудь насмерть, а потом сообразил. Десять минут, которые таким образом выигрывал капитан-поручик и впрямь ничего не решали, он и так уже, считай, выполнил приказ. Но вот подлететь к Сухаревой башне на взмыленных конях, показывая всему свету и самому Петру Алексеевичу, с каким рвением и скоростью оный приказ выполняется — это было по-нашему, по-русски и по-московски. Будь ты хоть трижды человек дела и чести, а понты выдержать и пыль в глаза начальству пустить никогда не помешает.

За то недолгое время, что Сыскарь пробыл здесь, в России одна тысяча семьсот двадцать второго года, он успел привыкнуть, что со своими ста девяносто тремя сантиметрами возвышается над всеми. И значительно. Но люди, которые встретили их в обширной светлой зале Сухаревой башни, ростом были никак не ниже Андрея. Скорее даже выше.

Уж сам государь Пётр Алексеевич (Сыскарь сразу узнал его по портретам и чёрным, выразительным, чуть навыкате, глазам) точно был выше. С дымящейся трубкой в зубах он стоял у стола, опершись руками о столешницу, и рассматривал какую-то карту. При виде вошедших, поднял голову и звучно произнёс:

— Ага! Молодец, капитан-поручик. Быть тебе майором. Все здесь?

— Так точно, государь, все. Воспитанница Дарья, управляющий Харитон и два свидетеля — Андрей и Симай.

— А воры?

— В подвале. Под крепкой стражей. Как и приказывали. Разрешите сразу сказать, что большую часть дела совершили эти люди. — Он кивнул на Андрея и Симая. — Они сумели освободиться от пут и напали на злочинцев, чем спасли жизни Дарьи и Харитона. Я же со своим отрядом лишь довершил начатое.

— Когда надо исполнителен и смел, когда надо — скромен. Это хорошо, — с удовлетворением заметил Пётр, в два шага обогнул стол, подошёл чуть не вплотную к Андрею и отрывисто осведомился:

— Кто таков?

Спустя два часа, когда московское утро уже разгорелось вовсю и солнце било в окна майскими яркими лучами, в которых, искрясь, танцевали пылинки, они всё ещё сидели за столом.