Колдун и кристалл

Шими каким-то чудом удалось сдержать крик. Он обернулся. Перед ним, в джинсах и простой, в клеточку, рубашке, с зачесанными назад волосами, бледным, но решительным лицом, сверкая темными глазами, стояла вдова мэра.

— С-с-сэй Торин… я… я… я…

Больше он ничего сказать не смог. Сейчас она вызовет стражу, если в дворце остались стражники, подумал Шими. Может, оно и к лучшему.

— Ты пришел за девушкой? За Сюзан Дельгадо?

В горе Олив, как ни странно, похорошела. Лицо стало не таким пухлым, она словно скинула с десяток лет. Ее черные глаза не отрывались от лица Шими, лишая его возможности уйти от ответа. Шими кивнул.

— Хорошо. Ты мне поможешь. Она внизу, в кладовой, и ее охраняют.

У Шими отвисла челюсть, он даже решил, что ослышался.

— Ты думаешь, я поверю, что она имеет хоть какое-то отношение к смерти Харта? — спросила Олив, как будто Шими придерживался противоположного мнения. — Я, может, толстая и неуклюжая, но далеко не идиотка. Пошли. Дом-на-Набережной не лучшее место для сэй Дельгадо. По крайней мере сегодня. В городе слишком многие знают, что она здесь.

5

«Роланд».

До конца жизни он будет слышать этот голос в тревожных снах, не помня, что ему снилось, только зная, что сны эти вызывают у него чувство беды… он словно идет без остановки, попадая из одного безрадостного места в другое, прислушиваясь к незнакомым голосам на площадях чужих для него городов.

«Роланд из Гилеада».

Этот голос, он почти узнает его. Голос так похож на его собственный, что психоаналитик из реальности Эдди, или Сюзан, или Джейка уверенно заявил бы, что это его голос, голос его подсознания, но Роланд знает, что это не так; Роланд знает, что очень часто голоса, которые звучат в наших головах как наши собственные, на самом деле принадлежат самым ужасным чужакам, самым опасным врагам нашим.

«Роланд, сын Стивена».

Шар сначала переносит его в Хэмбри и дворец мэра, и он видит многое из того, что произошло там, а потом увлекает за собой далеко-далеко… зазывает этим странно-знакомым голосом, и он должен идти. Выбора у него нет, потому что в отличие от Риа и Джонаса он не вглядывается в шар и существ, которые что-то беззвучно говорят внутри его: он — в самом шаре, он — часть бесконечного розового вихря.

«Роланд, приходи. Роланд, посмотри».

И этот вихрь сначала возносит его ввысь, а потом тащит с собой. Он пролетает над Спуском, поднимаясь и поднимаясь, сквозь сначала теплый, а потом холодный воздух, и он не одинок в этом розовом вихре, который влечет его на запад, по Тропе Луча. Шеб пролетает мимо него, склонив голову набок, он во всю мощь горланит: «Эй, Джуд», — и его желтые от никотина пальцы барабанят по клавишам, которых нет… Увлеченный мелодией, Шеб, похоже, не понимает, что вихрь разлучил его с пианино.

«Роланд, приходи»,