Колдун и кристалл

Джонас натянул сапоги и двинулся к двери, на ходу застегивая пояс с кобурой. Повернулся, взявшись за ручку. Она посмотрела на него, ее серые глаза уже наполовину закрылись.

— Лучшая ночь в моей жизни.

Корал улыбнулась:

— И в моей тоже.

Глава четвертая. РОЛАНД И КАТБЕРТ

1

Роланд, Катберт и Алан вышли на крыльцо бункера на ранчо «Полоса К» почти через два часа после того, как Джонас покинул комнату Корал в «Приюте путников». К тому времени солнце уже достаточно высоко поднялось над горизонтом. Они не относились к тем, кто любит поспать по утрам, но, как резонно указал Катберт: «Мы должны поддерживать имидж Привходящего мира. Негоже нам вставать с первыми петухами».

Роланд потянулся, выбросив руки к небу. Потом наклонился, достал пальцами носки сапог. Позвоночник затрещал.

— Ненавижу я этот шум, — пробормотал Ален. Но в действительности его тревожили странные сны, которые донимали его всю ночь. Из всех троих снились они только ему. Из-за дара, возможно, только его природа наградила шестым чувством.

— Потому-то эта дрянь и шумит. — Катберт хлопнул Алена по плечу.

— Не кисни, старина. Ты слишком красив, чтобы ходить с вытянутой физиономией.

Роланд выпрямился, и втроем они направились к конюшне через пыльный двор. На полпути Роланд так резко остановился, что Ален чуть не ткнулся ему в спину. Роланд смотрел на восток.

— О. — только и сказал он. И чуть улыбнулся.

— О? — эхом отозвался Катберт. — Что, о, великий вождь? О радость, я вновь увижу надушенную даму, или о ужас, мне придется весь день горбатиться рядом с моими провонявшими потом собратьями по труду?

Ален опустил голову, уставился на свои сапоги. Новенькие и неудобные при отъезде из Гилеада, теперь, со стершимися каблуками, ободранные, они облегали ноги, как домашние тапочки. И смотреть на них лучше, чем на друзей. В последнее время в подшучивании Катберта постоянно слышалась резкая нотка. И шутки из веселых становились все более злыми. Ален после каждой ждал, что Роланд взорвется и от души врежет Катберту, уложив его на землю. Откровенно говоря, Ален этого даже хотел. Обстановка могла и разрядиться.

Но в то утро ничего подобного не произошло.

— Просто о, — ответил Роланд и двинулся дальше.

— Прости уж меня, я знаю, что ты не хочешь этого слышать, но я вновь хочу вернуться к разговору о голубях, — нарушил молчание Катберт, когда они седлали коней. — Я по-прежнему полагаю, что надо…

— Я готов дать тебе обещание, — улыбнулся Роланд.

Катберт недоверчиво посмотрел на него:

— Какое?

— Если завтра утром у тебя еще останется желание воспользоваться голубиной почтой, я возражать не буду. Отправим любого в Гилеад с посланием, закрепленным на его ножке. Что скажешь, Артур Хит? Тебя это устроит?

Подозрительность не исчезла из глаз Катберта, отчего у Алена защемило сердце. Наконец Катберт тоже улыбнулся:

— Устроит. Спасибо тебе.

А от ответа Роланда по коже Алена просто побежали мурашки.

— Рано еще меня благодарить.

2

— Я не хочу идти туда, сэй Торин. — На обычно веселом лице Шими отразилась тревога. — Я ужасно боюсь эту женщину. Она такая страшная. И бородавка у нее на носу, вот здесь. — Он коснулся кончика своего гладкого носа.

Корал, которая вчера оторвала бы ему голову, если б он позволил себе вот так препираться с ней, сегодня проявила ангельское терпение.

— Все так. Но, Шими, она просила прислать именно тебя. И она дает чаевые. Ты же знаешь, дает, и хорошие чаевые.

— Мне это не поможет, если она захочет превратить меня в жука, — стоял на своем Шими. — Жуку медяки не нужны.

Тем не менее Корал удалось подвести его к стоящему у коновязи мулу Капризному. Крикун уже нагрузил мула двумя бочонками. Одним — с песком, для равновесия. Вторым — с грэфом, к которому давно уже пристрастилась Риа.

— Скоро Ярмарка, — весело журчал голос Корал. — До нее осталось меньше трех недель.

— Да, — заулыбался Шими. Ярмарки он страсть как любил. Фонарики, фейерверки, танцы, игры, смех. В день Ярмарки все улыбались и никто не ругался.

— В день Ярмарки молодому человеку не помешают лишние медяки, — резонно заметила Корал.

— Это правда, сэй Торин. — По голосу Шими чувствовалось, что ему открылась одна из основополагающих истин. — Да, это правда.

Корал вложила веревочные поводья Капризного в руку Шими.

— Доброго тебе пути, юноша. И будь повежливее со старой вороной, пониже поклонись ей… и постарайся вернуться до наступления темноты.

— Вернусь гораздо раньше. — При мысли о том, что ночь застанет его на Коосе, Шими бросило в дрожь. — Гораздо раньше, будьте уверены.

— Хороший мальчик. — Корал проводила его взглядом. Он уже нахлобучил на голову розовое сомбреро и вел старого мула за веревку. — Хороший мальчик, — повторила она, когда Шими перевалил вершину первого холма.

3

После отъезда молокососов Джонас еще час простоял на склоне холма. А когда поднялся на вершину, то едва разглядел их — три точки на Спуске в четырех милях от него. Отправились на работу. И никаких признаков того, что они что-то заподозрили. Они, конечно, умнее, чем он поначалу думал… но далеко не так умны, как казалось им самим.