Он то приходил в себя, то вновь проваливался в пустоту. Порой различал звуки, запахи, голоса… Иногда ему казалось, что он различает слова. Он чувствовал прикосновения. Они были то нежными, осторожными, то уверенными, жесткими. Губ касалось что-то, и в рот лилась вода, добавляя мучений. Боль грызла не переставая, ноги, руки, лицо, живот и грудь горели огнем. Он иногда угасал, но вскоре разгорался с новой силой.
Кашель… Он мучил его постоянно, тревожа переломанные ребра и обожжённое горло, мешал дышать. В груди что-то мучительно булькало и хрипело, сипело, свистело. Влад мечтал сделать нормальный вдох, наполнить легкие воздухом… Но все, что он мог — это мелкое, поверхностное дыхание, постоянно прерывавшееся мучительным кашлем.
Свет… Теплый, ласковый… Он проникал сквозь сомкнутые веки, согревая их. Влад закашлялся. С трудом повернул голову, сплюнул мокроту. Лица коснулась влажная ткань. Голову аккуратно повернули, приподняли, губ коснулся металл, в рот полилась теплая солоноватая жидкость.
— Давай, родненький… Один глоточек… — мягко произнес женский голос. — Господи, с голоду ведь помрешь… Откуда силам-то взяться…
Влад инстинктивно глотнул. Боль привычно обожгла. Но она уже не была непереносимой. Он глотнул снова. Кружку убрали от губ.
— Вот и хорошо… Вот и ладненько… — снова заворковал голос. — Вот, считай, и поел… Ну хоть так-то… Опосля еще дам глоточек…
Казаков приоткрыл глаза. Над ним, расплываясь и качаясь, маячил белый силуэт.
— Где… я… — с трудом прошептал-просипел Влад.
— Очухался! — радостно воскликнула женщина, вновь поворачиваясь к нему. — Ну слава тебе, Господи! Опамятовал!
— Ангел… — прошептал он и закрыл глаза. Силы закончились.
Вскоре он узнал, что его нашли в болотах недалеко от советского аэродрома Левашово. Эта территория еще не была захвачена. Часовые заметили парашют, и едва рассвело, отправились разыскивать «диверсанта». Нашли, доставили в часть. Расстегнули летную куртку — под ней орден «Героя». Документов нет. Отнесли в санчасть. Раздели, чтобы обработать раны, догадались вскрыть ладанку.
На самолете его доставили в Куйбышев, в госпиталь, где он и находился. Про Анжелику никто ничего не знал. Влад догадался, что девушка погибла. Он бесился от душившей его бессильной ярости, но изменить ничего не мог. Винил себя, ненавидел себя за то, что не вышвырнул ее из самолета, что позволил ей лететь… И клялся найти, достать из-под земли механика, который оставил в кабине Ангела то проклятое масло… Если бы она не облилась тем маслом, если бы она не полетела, если бы механик не забыл ту канистру, если бы он, Влад, вовремя ушел в облачность… Если бы…
Влад метался на койке, в бреду зовя Ангела, запрещая ей лететь, кричал во сне, просыпаясь в холодном поту от собственного крика, каждую ночь снова и снова проживая тот вылет. Он боялся засыпать, боялся закрыть глаза… Но слабость и тяжелые ожоги вкупе с воспалением легких и сотрясением мозга не оставляли ему шанса. И он снова и снова проваливался в тяжелый сон, возвращаясь в тот вечер.
Врачи совершили настоящее чудо — спасли ему руки. Ноги пострадали меньше из-за защитивших их кирзовых сапог, а вот кисти обгорели сильно. Изначально руки хотели ампутировать по локоть, но молодой, год назад закончивший медицинский институт Вересов Александр Иванович упросил старших коллег позволить ему попробовать сохранить лейтенанту руки.
Александр, сам в детстве получивший серьезные ожоги после пожара и потерявший трехлетнюю сестру, умершую от ожогов, выбрал для себя именно это направление медицины в надежде, что ему удастся спасти кому-то жизнь. Он фанатично следил за любыми, самыми малейшими достижениями в этой области, скрупулезно собирая по крупинкам любую информацию о применяемых методах лечения. Узнав, что в институт доставили летчика с тяжелейшими ожогами, которому грозит ампутация, он был готов на все, лишь бы спасти пострадавшего и дать ему хотя бы мизерный шанс на выздоровление.
После долгих споров и убеждений, рассказов о различных методиках лечения и задокументированных результатов применения этих методик другими докторами со всего мира молодому врачу позволили попробовать вылечить раненого, предупредив, что при первых признаках начинающейся гангрены руки Казакову ампутируют.
Вересов буквально вьюном вился вокруг лейтенанта. Он то перевязывал ему раны, то оставлял их на воздухе, давая подсохнуть, держал Влада под кварцевыми лампами. Безжалостно гонял медсестер, заставляя их проводить необходимые процедуры минута в минуту. Лично обошел все аптеки в городе, переговорил со всеми провизорами, на собственные деньги скупал у них приготовленные ими препараты и испытывал их на Казакове.