Сразу же произошло первое столкновение с Болдыревым. Военный министр, зная, что армия плохо одета и вооружена, заинтересовался тем, куда идёт оружие и обмундирование, поступающее из Владивостока. Возник вопрос и о том, каково соотношение поставок того и другого в армию и милицию. Болдырев воспринял эти вопросы как покушение на свои полномочия. Разговор принял довольно резкий характер, и Болдырев, как говорят, заявил, что Колчак принят в правительство по настоянию одной иностранной державы (видимо, Англии), но он всё же вылетит из него, если будет вмешиваться не в свои дела. Колчак ответил, что подаёт в отставку. Тогда главнокомандующий снизил тон и разрешил военному министру съездить на фронт, чтобы определить размеры необходимых поставок.
Поезда ходили плохо и редко, но Колчак узнал, что в Екатеринбург, для участия в церемонии вручения знамён 2-й чехословацкой дивизии, отправляется расквартированный в Омске батальон английских войск во главе с полковником Джоном Уордом. Колчак обратился с просьбой к англичанам прицепить его вагон к их поезду, что и было сделано.[944] 8 ноября Колчак выехал на фронт.[945] Во время поездки он по своему усмотрению распоряжался поездом, направляя его туда, куда ему было надо. Видимо, Нокс дал соответствующее указание Уорду.
Тем временем против Директории созрел заговор, разветвлённый и хорошо продуманный. Главными его организаторами были Пепеляев и Михайлов. Первый из них был связан крепкими узами с цензовой сибирской общественностью, а через неё – и с более широкими кругами торгово-промышленного класса, крупных и мелких собственников. В этих кругах зрело недовольство тем, что в Сибири складывается такое же положение, как в прошлом году в России: социалисты берут власть за глотку, а она перед ними безвольно отступает. Особые опасения возникали в связи с тем, что на будущий год вся власть должна была перейти к эсеровскому Учредительному собранию.
Среди членов правительства Михайлов был, пожалуй, единственным активным заговорщиком. Но в Совете министров, даже обновлённом, он сохранил роль неформального лидера и во многом опирался на сочувствие и поддержку коллег.
Очень нетрудно было привлечь к заговору казачье офицерство, давно мечтавшее пугнуть «воробьиное правительство». Правда, казачьи офицеры, зная, что им будет поручено таскать из огня каштаны, заявили свои условия. Полковник Волков во время переговоров с Пепеляевым выставил четыре пункта: 1) заверение в том, что в общественных кругах сочувствуют перевороту, 2) участие в заговоре Михайлова, 3) согласие союзников и 4) производство его, Волкова, в генералы. По первым двум пунктам полковник получил от Пепеляева полные заверения. Выполняя третье условие, заговорщики связались с офицерами британской военной миссии Дж. Нельсоном и Л. Стевени. Перед ними пришлось раскрыть карты, и в конце концов они заявили, что союзники гарантируют своё невмешательство, если переворот будет бескровным. Каким-то образом – не исключено, что был разговор с самим Колчаком, – Волкова успокоили и относительно четвёртого пункта.[946]
Наконец, последнее по счёту, но не по значимости – гнездо заговорщиков Болдырев, как ни странно, привёз с собой из Уфы. Начальником Штаба Ставки он назначил генерала С. Н. Розанова, перешедшего фронт в лаптях и крестьянской одежде и в таком виде явившегося в Уфу. Розанов был храбрым воякой, прямолинейным в своих действиях и грубоватым в общении. Политикой не занимался и заговоров не составлял. Остальной же штат офицеров Ставки был набран из профессоров Академии Генерального штаба, захваченной в Казани. Это была тесно сплочённая корпорация, и ни Болдырев, ни Розанов порой не знали, чем они занимаются.[947] Главную роль среди них играл полковник А. Д. Сыромятников, занимавший должность генерал-квартирмейстера и замещавший Розанова во время его отсутствия. Пожив в «Совдепии» и увидев, как энергично закручивают гайки большевики, эти офицеры хотели, чтобы и в антибольшевистском лагере восторжествовали порядок и элементарная дисциплина.
Активную роль в организации переворота играл полковник Д. А. Лебедев, приехавший из Добровольческой армии и считавшийся представителем А. И. Деникина, хотя никаких официальных полномочий у него не было. На Лебедева была возложена задача вести переговоры с командующими армиями, действующими на фронте.
Знал ли Колчак о готовящемся перевороте и участвовал ли в заговоре? На этот счёт среди мемуаристов и историков существуют разные мнения. «Адмирал Колчак не знал о существовании заговора, хотя лично сочувствовал идее военной диктатуры», – это слова М. И. Смирнова, ближайшего сподвижника Колчака.[948] Гинс, для которого переворот произошёл неожиданно, писал в воспоминаниях: «Могу также с уверенностью сказать, что о перевороте ничего не знал и Колчак».[949]