Колчак

Колчак провёл в Ставке один день – 4 июля 1916 года. Судя по имеющимся данным, этот день начался с завтрака у царя и «серкла» в гостиной. Видимо, именно здесь молодого адмирала заметил генерал Пьер-Тибо-Шарль-Морис Жанен, начальник французской военной миссии при Ставке. Колчак, возможно, тоже обратил внимание на вальяжного союзного генерала с седой головой и чёрными усами, сыгравшего впоследствии роковую роль в его судьбе. Обратил внимание – и потом забыл. А Жанен не забыл и через несколько лет отметил это в своём «Сибирском дневнике».

После завтрака, когда Николай II с Алексеем отправились купаться на Днепр (день был жаркий и душный), Колчак был принят Алексеевым. Генерал, маленький усатый старичок в очках, ознакомил нового командующего Черноморским флотом с положением на фронтах, с содержанием военно-политических соглашений между союзниками, сообщил об ожидаемом вступлении в войну Румынии и особо остановился на вопросе о черноморских проливах. Существуют разные варианты овладения Босфором, сказал он, но в любом случае флот должен активно в этом участвовать. Колчак поинтересовался, почему именно его назначили в Чёрное море, хотя он никогда там не служил и с вопросом о проливах знаком лишь теоретически. Алексеев окинул адмирала характерным своим колючим взглядом и суховато объяснил, что в Ставке сложилось мнение, что именно он может наиболее успешно выполнить те задачи, которые будут поручены флоту в Босфорской операции. «Окончательные указания, – закончил Алексеев, – вы получите у государя».

Потом Колчака ознакомили с только что подписанным указом о награждении его орденом Станислава 1-й степени. А в шесть вечера был обед у царя. Николай II, освежившийся после купания, был в хорошем настроении: Алексей в эти дни был здоров, а с фронта продолжали поступать сводки о развивавшемся уже второй месяц знаменитом брусиловском наступлении.

В доме, несмотря на распахнутые окна, было душно, и Николай после обеда пригласил Колчака погулять в саду. Они беседовали около часа. Государь повторил примерно то же, что говорил Алексеев, только в более простой, не такой официальной форме. Он, в частности, высказал опасение, что вступление Румынии в войну ухудшит стратегическую обстановку. Румыния не готова к войне, придётся её поддерживать, фронт удлинится, и на русскую армию ляжет новая нагрузка. «Но на этом настаивает французское союзное командование, – сказал государь. – Они требуют, чтобы Румыния во что бы то ни стало выступила, они послали в Румынию специальную миссию, боевые припасы, и приходится уступать…» Оба вздохнули, вспомнив внушительную фигуру Жанена. Было понятно, что союзники стараются оттянуть на Восточный фронт как можно больше австро-венгерских и германских войск.

Николай оживился, когда Колчак спросил насчёт Босфорской операции. К ней надо готовиться, сказал он, хотя ещё не совсем решено, наступать ли на проливы вдоль берега или выбросить десант прямо в Босфор.

В тот же вечер, попрощавшись с Бубновым, Колчак выехал в Севастополь.[596]

* * *

Турция запоздала со вступлением в войну, потому что срочно укрепляла берега Босфора. Были также надежды получить из Англии строившиеся там на турецкие деньги дредноуты. Но англичане их задержали, а потом включили в состав своего флота. Тогда германское командование послало в Турцию линейный крейсер «Гебен» и лёгкий крейсер «Бреслау». Благополучно избежав встречи с английскими эскадрами в Северном и Средиземном морях, они бросили якоря на рейде Константинополя. «Обстоятельства, при которых произошёл этот прорыв, весьма туманны и дают основание подозревать, что в расчёты Англии, вероятно, не входило обеспечение за русским флотом безусловного господства на Чёрном море», – писал военно-морской историк М. А. Петров.[597]

Турция закупила оба крейсера. Офицеры и специалисты на них остались немецкими, а команда, начиная с низших должностей, постепенно пополнялась турками.

Эта покупка удвоила силы турецкого флота. Новейший линейный крейсер «Гебен» в то время не имел себе равных в русском флоте. Мощность его артиллерии была вдвое больше, чем, например, у старого линкора «Евстафий». А по скорости хода (27 узлов) он превосходил не достроенный ещё русский дредноут «Императрица Мария» (21 узел).

Рано утром 16 октября 1914 года турецкие миноносцы ворвались в гавань Одессы и потопили канонерскую лодку «Донец», повредили несколько пароходов. «Гебен» обстрелял Севастополь, а «Бреслау» – Новороссийск. В море было потоплено несколько русских судов, военных и гражданских.[598]

В кампанию 1914 года командующий Черноморским флотом адмирал А. А. Эбергард ещё пытался активно противодействовать неприятельскому флоту. Русские корабли выходили в море, вплоть до Босфора, и расставляли там мины. В конце 1914 года на одной из них подорвался «Гебен» и едва не ушёл на дно, но, к счастью своему, по другому борту нарвался ещё на одну мину, зачерпнул много воды, но выровнялся и дотянул до Константинополя. После этого он несколько месяцев ремонтировался.