Когти тигра

— Отлично. Отнесите его поживее в подлодку! Пусть им займется Менгден, на то он и офицер абвера. У них найдется о чем поговорить в связи с этой картой… Что случилось, доктор? Вы хотите что-то сказать?

— Русский матрос, к сожалению, нетранспортабелен. Он умирает. Мы не дотащим его живым до подлодки.

— О, черт! Где он? Дайте-ка ему, доктор, хлебнуть из моей фляжки. Так! Мне нужно задать ему всего один вопрос. Каким временем я располагаю? Сколько минут еще он продержится?

— Минуты три-четыре, от силы пять.

— Достаточно. Коньяку не жалейте, доктор! Коньяк его подбодрит. Отто, поднимите голову русскому! Выше, выше, болван, иначе он захлебнется!.. Еще глоток! Да он у нас совсем молодцом! Он открывает глаза! Приступим. Переводите! Слушай, матрос, где этот порт? Где он? Координаты его? Координаты Порта назначения, ты меня понимаешь?

— По-моему, он вас не понимает, господин лейтенант. Взгляд у него совершенно бессмысленный.

— Дайте ему еще коньяку! Матрос, мы будем тебя лечить и вылечим! Переведите это! Мы тебя спасем, мы подарим тебе жизнь, а жизнь — хорошая вещь, не правда ли? Но ты должен сказать, где находится этот порт. Далеко отсюда или близко? В Баренцевом море? В Карском море? В море Лаптевых? Еще дальше на восток? Вот карта этого порта! Я поднес ее почти вплотную к твоим глазам. Ты не можешь ее не видеть. Что же ты молчишь? Доктор, почему он молчит?

И вдруг в напряженной тишине раздался сиплый, сорванный голос. Гальченко не узнал его.

Голос негромко, но очень внятно произнес длинную фразу. Это было оскорбительнейшее из флотских ругательств, густо посыпанное перцем, фантастически замысловатое и в то же время точное, — в общем, нечто неописуемое по силе экспрессии и безупречной выразительности. Известное письмо запорожцев султану по сравнению с ним показалось бы вам невнятным детским лепетом. Умирающий русский матрос вложил столько презрения и ненависти в свой ответ командиру десанта, что тот, если бы понял, застрелил бы его на месте.

Но, по счастью для себя, командир десанта не знал русского языка.

— Ну что он сказал? Переведите!

Смущенное бормотание переводчика:

— Это совершенно непереводимо, господин лейтенант. На русском флоте всегда замысловато ругались с привлечением самых неожиданных сравнений. Короче говоря, он обругал вас, господин лейтенант.

— Ничего не сказав о порте?

— Нет, он ухитрился вплести это в свое оскорбление. Я попытаюсь адаптировать текст, конечно, очень сильно адаптировать. В общем, он сказал так: «Тебе, — то есть вам, господин лейтенант, — туда никогда и ни за что не дойти!» Или не добраться, наверное, так будет точнее.

Всеобщее недоумение. Длинная фраза. И — короткий сухой стук. Это, вероятно, Отто выпустил из рук голову русского, которую все время поддерживал на весу.

— Матрос умер, господин лейтенант! — доложил он.

Тут Гальченко позабыл о том, что должен притворяться мертвым, и чуть повел глазами в сторону, чтобы увидеть, кто же это из связистов отвечал гитлеровцу.

— Мальчишка пришел в себя, господин лейтенант! — сразу же бойко отрапортовал тот же Отто.

6

Гальченко рывком подняли с земли.

— Вытрите ему тряпкой лицо! — брезгливо сказал лейтенант.

Кто-то торопливо стер с лица Гальченко кровь, заливавшую ему глаза. Но первые несколько минут еще все плыло перед ним и было бледно-алым. Фигуры в черных комбинезонах покачивались и перемещались взад и вперед, как черти в аду.

— Как этот пациент, доктор? Дотащат ли его живым до подлодки?

Беглый осмотр. Прикосновение к голове холодных пальцев очень неприятно, но безболезненно.

— О да! Вполне годится для беседы с Менгденом!

Кто-то, стоявший рядом с лейтенантом, добавил:

— Путь до Норвегии неблизкий. Господин Менгден успеет заставить его разговориться. Но, может быть, господин лейтенант разрешит мне расспросить мальчишку о здешнем медном руднике?

Лейтенант не успел ответить. К нему подбежал один из десантников и вполголоса доложил о чем-то. Лейтенант вскинул глаза к небу, потом быстро посмотрел на часы.

— Все вниз, к песчаной косе! — скомандовал он.

И, обернувшись к переводчику, бросил уже на бегу:

— Расспросите о руднике в подлодке!

Вы догадались? Да, радист немецко-фашистской подлодки перехватил обмен радиограммами между Архангельском и летчиком, которого мы «завернули» с полпути и направили к Потаённой. Получалось, что в распоряжении гитлеровцев не часы, а минуты. Да и минут-то не так уж много! Исправление повреждений пришлось прервать.

Два дюжих десантника схватили Гальченко под локти и потащили вниз к косе, то и дело спотыкаясь и падая вместе с ним на вязком песке.

Сверху Гальченко увидел, что подлодка уже отошла от причала и осторожно вытягивается из узкости в море, боясь оказаться в западне.

По косе вереницей тянулись гитлеровцы, унося своих раненых и убитых. Ого! Немало, однако, наколотили их!

Резиновый тузик с подлодки и шлюпка, захваченная в Потаённой, стояли у косы наготове. Кто-то, энергично размахивая рукой, поторапливал отставших. Видно было по всему, что немцы очень нервничают.