Когда Вадя был маленький

И Вадя тут же побежал к своей маме на кухню и стал у неё просить каши. Мама сначала очень обрадовалась и удивилась, но потом очень испугалась и удивилась, ведь когда Вадя съел тарелку каши (целую большую тарелку!), он снова подошёл к ней и попросил ещё!.. Это было очень странно, но мама всё-таки решила не волноваться прямо уж совсем, а подождать, пока кончится у Вади его вторая тарелка. И мама дождалась. И снова увидела своего сына с пустою тарелкой рядом с нею. Она поняла что что-то тут не так. Но всё равно положила своему сыну ещё каши. Ведь такие моменты, когда сын ест кашу, да ещё ест молча, и не рассказывая буквально после каждой ложки о том, как ему это противно, случаются в жизни редко. Но в этот раз решила мама взглянуть на то, как маленький Вадя её ест. Ведь возможно что он просто выкидывает куда-то кашу, а сам делает вид такой, что съел. И может быть он таким образом преследует какую-то корыстную цель — как то, например, на прогулке упросить маму купить ему уже наверное сотого в его коллекции динозавра.

И вот — что же мама увидела? А увидела она то, что её сын, весь скривившись и чуть не со слезами на глазах сидит и ест кашу. И маме даже жалко немножко его стало за это. И она сказала:

— Сынок, да ты, если что, можешь столько кашки и не есть… Я ведь не буду ругаться!..

На что её сын ответил сквозь страшную гримасу отвращения к каше:

— Нет, нет, мама!.. Я сейчас доем и ещё скоро приду!

Тогда мама поняла что что-то здесь уж совершенно не так и позвала папу. Папа пришёл и посмотрел на сына и тоже очень удивился. Наверное потому что даже и для него — такого большого, было бы слишком сложно съесть разом столько каши, сколько теперь съел его сын. И мама сказала что Вадя, наверное, болен и нужно бы отвести его срочно к какому-нибудь врачу. Но Вадя к врачу не хотел, как всегда, больше всего в жизни. Поэтому он сказал:

— Нет, нет!.. Ничего. Мне сейчас станет лучше. Я только вот каши побольше поем и буду совсем здоровый!

— Что это значит "мне сейчас станет лучше"?!. — воскликнула мама в ужасе и тут же подбежала к Вадику. — Тебе, что, плохо, мой дорогой?.. У тебя что-нибудь болит?

— Нет, нет… — ответил Вадя, с усилием прожевывая кашу, — Я просто стал терять силу.

— Терять силу?!. — ещё больше испугавшись ахнула мама.

— Ну да. Я просто… Когда… Был… Маленький… Ну… Ещё… Совсем… — силясь проглотить ещё немножко целительного блюда, пытался объяснить Вадя, — Так я мог ещё поднять гантель… А теперь… Нет. Не могу.

— Это какую же это гантель? — с улыбкой узнал папа и подошёл к столу.

— Твою. — заявил Вадик, зажмурившись от очередной ложки своего лекарства.

— Это ту, что десять килограмм-то?.. — ещё больше улыбаясь узнал его папа.

— Угу… Синяя.

— Ха, ха, ха!.. — засмеялся теперь уже во весь голос папа, — Теперь-то я, кажется, понял что происходит!

— Так… Так а зачем же ты каши тогда столько ешь, милый?.. — всё ещё недоумевала мама.

— А это… Это потому что ты мне говорила, что если не буду кашу есть, то я буду не сильным и… и слабым!..

Но тут уже и мама и папа вместе рассмеялись и папа показал Ваде — как именно он в детстве поднимал ту самую гантель. И Вадя всё понял. И папа сказал ему ещё:

— …Так что получилось у тебя, сынок, сегодня не лечение совсем. А профилактика!

Мишка, который кричал

Однажды, когда Вадя был маленький он перестал кричать в магазинах. И перестал кричать в поликлинике. И перестал кричать в общественном транспорте. И перестал кричать даже просто на улице. А ведь до этого он кричал. Он всё время кричал от того, что ему чего-нибудь не позволяли или когда что-нибудь шло не по его плану. Вот, например, если мама давно уже хотела пойти домой, когда Вадя качался на качелях и съезжал с горки у них во дворе, то Вадя начинал очень громко кричать и плакать, чуть только его мама ему пригрозит, что сейчас уйдет домой без него. И мама уходила действительно. Хотя уходила всегда совсем не далеко. Она уходила всего лишь только до конца дорожки ведущей от детской площадки к автомобильной дороге и там уже сразу переставала уходить. И Вадя прекрасно знал, где его мама перестанет уходить, и ждал того, когда же она перестанет, и тогда, когда она останавливалась наконец и звала его к себе ещё раз, он как раз и начинал кричать. Ведь когда мама далеко, то можно и кричать совсем громко. И все поймут. Этим, кричание на площадке Вадичке нравилось гораздо больше, чем в других местах. Ведь в других местах мама всегда была рядом и чтобы не показаться другим людям вокруг совсем уж нелогичным, Вадя вынужденно кричал чуть потише. А на площадке уж можно было развернуться во всю мощь! Ведь для того они, детские площадки, и были сделаны однажды человеком, чтобы детям на них жить и бегать и кричать сколько хочешь. И вот, Вадя и кричал, и плакал… И делал это так, что вовсе и не поймёшь — что же именно он сейчас делал — плакал или кричал?

А ещё он кричал и в других ситуациях, хотя в них, как уже говорилось, было кричать не так приятно.