– Возможно, – кивнул Нодар, – но именно поэтому нам важно знать, кто убил генерала Гургенидзе. Если хотите, нам важно точно установить причастность любой из сторон к его смерти. Возможно, в его убийстве были заинтересованы и внутренние силы в нашей стране, которые пытаются дестабилизировать обстановку.
– Вы сказали, что он ушел с работы после прихода к власти звиадистов, – напомнил Дронго. – У него, что, были плохие отношения с вашими радикалами?
– Не сказал бы, – чуть подумав, ответил Нодар. – Скорее он хотел вообще избежать политики. А при Гамсахурдиа даже дворники в нее втягивались. Был случай, когда один из них отказался убирать улицу перед домом бывших партийных функционеров. А один наш депутат даже потребовал перенести время на два часа вперед, чтобы оно не совпадало ни с бывшим советским, ни с настоящим московским. Любые возражения, что время зависит от солнца, не помогали. Одним словом, идиотизма хватало. – Он тяжело вздохнул, потом улыбнулся. – Я тоже едва не ушел в те годы из органов госбезопасности. Тогда казалось, что все кончено. После апрельских событий в Тбилиси многие перестали верить Москве и центральной власти. Тогда-то Гургенидзе и решил уйти в науку. Нет, у него не было никаких прямых столкновений со звиадистами, хотя он их, конечно, не любил.
Подошедшая стюардесса спросила, что будут пить Дронго и его сосед.
– Красное вино, – попросил Дронго.
– Мне тоже, – согласился с его выбором Нодар.
– Скажите, – продолжил Дронго, когда стюардесса отошла, – где был Гургенидзе во время восстания против Гамсахурдиа? И где были в это время вы сами? Я не спрашиваю, на чьей стороне, мне интересно, насколько активно вы принимали участие в событиях конца девяносто первого года.
– Большинство наших сотрудников тогда было против Звиада Гамсахурдиа, – откровенно поделился Нодар. – К этому времени он потерял популярность и не пользовался прежней поддержкой. Вы же знаете, как один раз он уже предал своих товарищей под давлением КГБ. В августе девяносто первого он оказался среди тех руководителей республик, которые не выступили против ГКЧП. Более того, Гамсахурдиа фактически поддержал их и скомпрометировал себя таким поведением. После этого он уже не мог оставаться на своем посту. Мы все об этом знали.
– Вы не ответили на мой вопрос, – напомнил Дронго.
– Я был в числе тех, кто активно выступал против Гамсахурдиа, – сообщил Нодар. – Мы поддерживали Китовани, почти все сотрудники нашего отдела.
– А Гургенидзе?
– Насколько мне известно, в это время он работал в университете и избегал однозначного выступления на чьей-либо стороне.
– Вы сражались в Абхазии?
– С чего вы взяли? – снова нахмурился Нодар. Ему явно не нравились вопросы Дронго.
– Не знаю. Скорее это подсознательный вывод. Вы сказали о Китовани, а я помню, что его отряд сражался в Абхазии. Кроме того, вы несколько странно прижимаете левую руку. Были ранены?
– Да, – мрачно кивнул Нодар, – у меня было ранение в руку. Вам интересно, почему я так отношусь к России? Или вы спросили из-за Китовани?
– Мне интересно знать любые подробности, которые могут помочь в расследовании убийства вашего генерала, – пояснил Дронго.
Стюардесса принесла два бокала вина. Нодар взял один из них.
– Ваше здоровье, – пробормотал он и выпил вино до дна. Поставив бокал на столик перед собой, сказал: – Не понимаю, какое отношение имеет мое ранение к убийству Гургенидзе?
Дронго не торопясь осушил бокал и лишь тогда отозвался:
– Мне интересно, насколько вы субъективны. Но для этого необходимо знать все объективные факты.
– Интересный ответ, – усмехнулся Нодар. – Какие еще факты моей биографии вас интересуют?
– Больше никакие.
– Я хорошо отношусь к России, но очень плохо к российским политикам, – заявил Нодар. – А Китовани был достаточно смелым, но не всегда разумным человеком. И наделал много ошибок.
– Ясно, – кивнул Дронго. – Вернемся к генералу. Вы сказали, что в доме была его дочь. Сколько ей лет?
– Двадцать пять. Достаточно взрослый человек, чтобы отвечать за свои слова.
– Она была в доме одна?
– Нет, еще жена генерала и их внучка. Но они сидели на кухне. Больше никого в доме не было.
– Сколько лет внучке?
– Четыре. Она была с бабушкой, и ее не пустили в комнату, где был убит Гургенидзе.
– У генерала было много детей?
– Нет, только двое. Дочь и сын. Дочь была замужем, два года назад развелась. Это ее ребенок был в доме, она жила с родителями. Сын работает в частной фирме, в момент убийства находился в Рустави и приехал через час после смерти отца. У него своя семья. Он живет в Сабуртало, у него там своя квартира в новом доме. Жена не работает, сыну семь лет, ходит во второй класс.
– А супруга Гургенидзе? Она работает?
– В школе. Учителем литературы в старших классах.
– Где работает дочь?