Когда-то был человеком

Однако и другой стороне было ясно, что могло бы означать для полиции официальное осуждение по делу о применении «химической дубинки». Неприятно, весьма неприятно, если административный суд будет вынужден признать полицейских правонарушителями-рецидивистами. И в последующие дни начались закулисные торги между сторонами, ведущими тяжбу. Мой адвокат сообщил мне, что полиция готова взять назад свой иск в связи с оскорблением, если я со своей стороны откажусь от иска, поданного в административный суд. В этом случае полицай-президент оплатит все судебные издержки.

Я согласился по трем причинам. Во-первых, в первый же день процесса, проходившего при почти пустом зале, стало ясно, что сейчас, спустя девять месяцев после апрельских событий, общественность уже мало интересовалась этим делом. Стоило ли в таком случае подвергать себя нервотрепке?

Во-вторых, в сделку дополнительно входило прекращение судебного разбирательства против одного из молодых ребят, которого я хорошо знал и интересы которого также представлял наш адвокат. Он привлекался к суду по обвинению в нарушении общественного порядка (протестовал против проведения очередного реакционного сборища). По общему мнению, шансы у него на то, чтобы выкрутиться, были весьма слабые. Я решил, что если меня все равно «обработали» газом, то из этого по крайней мере следует извлечь максимальную пользу. «Сделка» состоялась: оба процесса были без шума прекращены.

И, в-третьих, письмо министра с требованием об уплате 50 тысяч марок наглядно продемонстрировало мне «равенство» всех граждан перед законом – независимо от того, бедные они или богатые.

Разумеется, диктат цен на проезд в общественном транспорте нельзя поломать с помощью юридических конфликтов. Упомянутый выше приговор бременского суда достаточно ясно показал, что пассажирам не остается никакого другого выхода, кроме проведения блокад и бойкотов, чтобы иметь право голоса в вопросе о ценообразовании. В 1969 году этот метод оправдал себя. И не только благодаря нашей силе, но и из-за слабости противника, застигнутого врасплох.

Тогдашний обер-директор городской управы, хотя и в другой связи, выразился точнее: «Мы просто не могли придумать, как нам выйти из тупика. Теперь можем признаться, что оказались не способными на это». И продолжали таковыми оставаться. В последующие годы отцам города ничего путного так и не пришло в голову, как удержать рост цен за пользование общественным транспортом, зато как подавлять движение протеста… После 1969 года каждое очередное повышение цен за проезд на общественном транспорте эти господа сопровождали своего рода репетицией тотального чрезвычайного положения. Ганновер в этом смысле стал моделью: на его примере учили других, как надо подавлять демонстрации. Иностранным делегациям полицейских всякий раз охотно приводили в пример Ганновер в качестве образца. Начальник полиции, изобретатель «модели», получил вскоре после этого пост главы соответствующего отдела в федеральном министерстве внутренних дел, а позднее возглавил даже федеральное ведомство по уголовным делам.

А Ганновер в 1976 году обогатился одной технической новинкой: в центре города на крышах домов, на столбах и мостах было оборудовано с полсотни видеокамер с дистанционным управлением для ведения круглосуточного наблюдения. (У мониторов в здании полицай-президиума дежурит неусыпная вахта.)

Можно было, конечно, подумать: неплохая система для контроля за дорожным движением. Ничего подобного. Камеры, оснащенные телеоптикой, которая дает возможность беспрерывно следить за пешеходами, «передавая» их от одной камеры к другой, были установлены также в пешеходных зонах и в местах традиционного проведения митингов. Приспособления для монтажа сверхчувствительных микрофонов были сделаны, согласно данным полиции, еще при установке камер. Может, теперь в центре города лучше разговаривать шепотом?

Как писали газеты, в тот день, когда эта техника заработала, шеф полиции заявил, что камеры, мол, можно использовать также и для дорожного контроля. Вероятно, горделиво прозвучало и другое его высказывание: мол, имея такую технику в 1969 году, можно было бы беспроблемно задушить «Красный кружок» в зародыше.

Вот именно. Во время первых выступлений эффект неожиданности и новизны был нашим союзником. Сообщения об этом обошли мировую прессу.

В те дни от Ганновера к другим городам как бы тянулся бикфордов шнур. Акции «Красного кружка» прошли в Гейдельберге и Саарбрюккене. «Не будьте глупее ганноверцев», – скандировали хором демонстранты в Сааре. Люди начали осознавать, что можно (и еще как!) совместными усилиями успешно добиваться поставленных целей.

Но и те, у кого интересы были прямо противоположными, также имели достаточно времени, чтобы проанализировать ситуацию. Вероятно, они пришли к тем же выводам, что и я.