Акция закончена. Осень 1971 года. О причинах, побудивших полицию провести эту молниеносную акцию, я официально до сих пор не смог ничего узнать. Тогда я этот случай не предал гласности. Мне казалось, что в 1971 году на первой волне искусственно раздуваемой истерии по поводу терроризма было неразумно каким- либо образом обнародовать подобную историю, она могла бросить на меня тень. Дело и так было, в общем- то, ясное: полицейские с самого начала обратились ко мне по имени, не требовали предъявить документы, не обыскивали машину. Таким образом, о том, что во время погони за террористами «ошибочка вышла», не могло быть и речи. Мое отношение к терроризму было общеизвестно, для полиции оно тоже не было тайной.
Выходит, полицейские действовали с заранее обдуманным намерением. Замечу кстати, что в дальнейшем на меня не было заведено дела, я не получил даже предупреждения. Да и зачем? Те десять минут, что я простоял под дулами автоматов, и были достаточно серьезным предостережением.
Как это полицейские сказали? «Натерпелись страху»? Вот в этом и был весь смысл акции, хотя принято считать, что действия террористов, а не полиции рассчитаны на то, чтобы сеять страх или даже ужас.
Неонацистов, пропагандирующих во время своих сборищ преступную коричневую идеологию, не только не отрицающих, но иногда и восхваляющих в своих рекламных брошюрках преступления фашизма, следует, в общем-то, отнести к разряду тихих сумасшедших, значение которых не нужно преувеличивать, принимая против них правительственные меры… Примерно так выразился однажды министр внутренних дел Нижней Саксонии Рёттгер Грос, когда в конце 70-х годов старые и новые коричневые вновь напомнили о себе большим числом противозаконных акций. Я же, наученный опытом, придерживаюсь другого мнения.
Однажды вечером, около шести часов, – было это в конце зимы, когда, как говорится, уже пахло весной, – у входа в наш театр раздался звонок. Мы в этот вечер ожидали коллегу-сатирика Хеннинга Венске, он собирался у нас выступить. По установленному нами распорядку в это время дня я исполняю обязанности привратника. Но, занятый наверху нашими обычными делами, я несколько замешкался, и к двери побежал наш друг Фолькер. Попав под запрет на профессию, он оказался без работы и, любя наш театр, частенько использовал неожиданно свалившееся на него свободное время, помогая нам в работе, и в конце концов взял на себя все делопроизводство. Итак, наш друг открыл дверь и увидел совсем не того, кого мы ждали. Молодой парень, одетый в черные кожаные доспехи – форму неонацистов, – рявкнул с порога: «Требую Киттнера!»
Поскольку эсэсовская форма доверия не внушает, Фолькер спросил официальным тоном: «А в чем, собственно, дело?»
Тогда мужчина вытащил револьвер.
«Может, теперь притащишь Киттнера? Мне он нужен!»
Фолькер, к счастью, не растерялся и молниеносно захлопнул дверь. А ее мы предусмотрительно обили, правда, незаметно для глаз, железом.
Потом Фолькер поднялся наверх и в своей обычной спокойной манере доложил обо всем. Мы решили вызвать оперативный отряд полиции, ведь бандит мог подкарауливать нас на улице.
Осторожно выглянув в окно, мы увидели: в двухстах метрах от дома маячила фигура в черном. Наш визитер был достаточно далеко, и мы могли рискнуть выйти на улицу. Судя по всему, он узнал меня и повернул назад. Мы скрылись в доме. Повторяя этот маневр несколько раз, мы старались задержать неонациста.
Наконец по прошествии, как нам показалось, довольно продолжительного времени появились полицейские. Шестерым из них удалось справиться с налетчиком, оказавшим отчаянное сопротивление, и обезоружить его.
Подробностей задержания мы, собственно, не видели, поскольку действие разворачивалось на другой стороне улицы и было скрыто от нас кустами, образующими как бы живую изгородь. Когда появившиеся вскоре двое полицейских пожелали задать нам несколько вопросов, я потребовал очной ставки с задержанным: он был еще в состоянии шока, и можно было попробовать выудить из него кое-что относительно мотивов его поступка. Могло оказаться, что я его знаю. К сожалению, дело до этого не дошло.
Остальные детали я узнал потом исключительно из газет. Оружие мужчины было заряжено. У него было найдено 22 боевых патрона и 4 удостоверения личности на разные фамилии. Кем он был на самом деле, полиция долгое время не могла сообщить, так как задержанный нес всякий вздор: он якобы действовал по заданию секретных служб. Ненормальный – решили мы.
Спустя два дня газеты сообщили, что полиции удалось кое-что выяснить: одно из четырех удостоверений оказалось настоящим. Вслед за этим в квартире задержанного был произведен обыск. Было найдено 100 плакатов с портретом Гитлера. Как потом припомнили, этот явно ненормальный за 14 дней до случившегося открыто продавал их на одной из барахолок в Ганновере, где особенно людно. Когда наконец возмущенные посетители рынка уведомили полицию, у него было достаточно времени скрыться.