Когда-то был человеком

С точки зрения человека, искушенного в процедурных вопросах, процесс принятия решений таким путем хотя и отнимал больше времени, но зато деловые аргументы пользовались преимущественным правом перед групповыми интересами. Здесь не могло быть и речи о том, кто главный. Главным было – как лучше послужить общему делу. Требовались убеждения, а не охота за голосами.

Для принятия оперативных решений в перерывах между заседаниями и для ведения практической работы был избран представительный исполком (без голосования: если с кандидатурой соглашались, зал аплодировал), распределивший между собой обязанности. В 1975 году в его состав входило 11 человек – их назвали «Совет одиннадцати». То, что в листовках и в прессе меня часто величали «рупором "Красного кружка" и объясняется скорее всего тем, что я с 1969 года, помимо других дел, осуществлял связи с прессой, часто шел во главе демонстраций и во время митингов постоянно выступал от имени «Красного кружка» со вступительным или заключительным словом.

Вместе с моими друзьями Юргеном Флёрке и Фердинандом Пиком (после отъезда из Ганновера его место занял Бернхард Марновски) я все эти годы выступал за возрождение альянса. В глазах общественности мы были чем-то вроде «хранителей традиций "Красного кружка"». Наряду со многими минусами такое реноме имело и свое преимущество: облегчалась задача посредника среди партнеров по союзу, имевших различные точки зрения.

В целом же организационные связи были не слишком тесными. Мы знали, чего мы хотим добиться общими усилиями. И от этого «Красного кружка» юные господа из «КБВ» потребовали ни больше ни меньше, чтобы он к ним присоединился. Их хитрость состояла в том, что они сперва свели под одну крышу свои карликовые бюро и, спекулируя на словах «Комитет за единство», пытались теперь переманить на свою сторону членов нашего кружка.

Несколько лет назад они действовали еще откровеннее. Буквально в тот самый момент, когда нашу демонстрационную процессию полиция избивала дубинками, группка маоистов пыталась разнести установки с усилительной техникой «Красного кружка» на площади перед оперой, где должны были пройти митинг и заключительная манифестация. К счастью, наши техники и люди, оставленные для поддержания порядка, сумели тогда совместными усилиями предотвратить разрушение очень нужной для нас аппаратуры. Но они не сумели помешать группе штурмовиков осквернить развернутый перед театром крупный – четыре на четыре метра – транспарант «ГКП – вон из "Красного кружка"» (в соответствии с их представлениями о единстве действий).

Опыта общения с маоистами у наших молодых сподвижников еще не было. Не удивительно, что у некоторых из них загорелись глаза от лицемерных призывов фокусников от революции к единству действий. И если хоть несколько неопытных и доверчивых представителей школьных и студенческих групп перебежали бы на сторону пресловутого комитета, это означало бы начало раскола.

Поэтому я предложил противной стороне, ратующей за объединение, самой вступить в «Красный кружок», хотя знал, что это для нашего союза было бы испытанием на прочность. Правда, особых опасений, что они пойдут на это предложение, у меня не было: их явно интересовало другое – внести раскол в наши ряды. Ответом, как и ожидалось, был категорический отказ: «Невозможно. "Красный кружок" не ставит главной своей задачей борьбу против профсоюзов, что совершенно необходимо при нынешнем состоянии классовой борьбы в ФРГ». После таких слов не одним только представителям профсоюзов было трудно сдержаться. «Необходимо также снять требование об отчислениях в пользу общественного городского транспорта».

Наши «специалисты» удивленно подняли голову. Долгие годы занимаясь этой проблемой, они, как говорится, съели на ней собаку и могли не сходя с места парировать любое возражение. Отчисления в городской общественный транспорт были их любимым детищем. Они разработали специальную модель, которая не позволила бы концернам компенсировать отчисления на общественный транспорт за счет взвинчивания цен, в противном случае транспорт стал бы неконкурентоспособным. И теперь эксперты напряженно ждали, что будет дальше.

Я иронически осведомился у представителей «КБВ»: «Вы кто, представители торговой фирмы «Карштадт»? Чьи интересы вы защищаете?»

В ответ последовало неожиданно «революционное» заявление: «Интересы рабочего класса. Ваше требование – это маскировка, оно контрреволюционно. Опыт классовой борьбы учит, что рабочий класс все равно ничего не может добиться от концернов. Ваше требование порождает лишь иллюзии, и поэтому е надо убрать».

Выходит, забастовки с требованием восьмичасового рабочего дня были контрреволюционными только потому, что они не сразу, не с первого захода привели к решающему успеху?…

Только ради проформы – большинство наших ранее колебавшихся товарищей были уже сыты по горло псевдореволюционной болтовней – я попросил их высказаться по поводу нашего очередного требования: финансировать общественный транспорт за счет снижения расходов на производство вооружений. И угодил в точку.