Когда-то был человеком

Вздох облегчения какого-то представителя городских властей: «Какое счастье, что электроэнергия, газ и вода подаются не по рельсам». Высказывание опубликовано в газете.

Вечером на площади Штайнтор я даю концерт под открытым небом. До обеда выступал перед оперным театром, а вечером – здесь: оба пункта за это время стали местом встречи жителей Ганновера. Июнь, люди прогуливаются, обмениваются впечатлениями, что-то обсуждают. По каким-то непонятным причинам один трамвайный вагон остался стоять прямо здесь, на площади. За это время его размалевали во все цвета радуги, но других повреждений нет. Перед ним я и развернул свою сцену. Внезапно появляется какой-то господин в голубом плаще, внешне он выглядит весьма прилично. «Товарищи, – кричит он, – давайте подожжем этот вагон!» И вот уже появляются школьники, в руках у них спички. Анни из комитета «Красного кружка» и я взбираемся на подножку: «Не давайте себя спровоцировать! Этот тип подстрекает нас на уголовщину». И еще: «Вы что, не знаете, что такое агент- провокатор?» Однако школьники выступают против нас единым фронтом: «Реакционер! Контрреволюционер! Ревизионист!!!»

Тогда с мужеством отчаяния я распахиваю на незнакомце плащ и куртку. Летит наземь оборванная пуговица, но зато теперь каждому хорошо видно, что у солидного господина под мышкой кобура с пистолетом. Господин с побагровевшим лицом спешит исчезнуть под язвительный хохот собравшихся демонстрантов.

В этот вечер после представления у нас завязывается настоящая дискуссия о стратегии и тактике классовой борьбы. И об агентах-провокаторах. Нетрудно представить, что было бы, если бы вагон действительно сгорел: какой долгожданный повод для полиции разделаться с нами!

В течение дня население заботится о снабжении «диспетчеров» на автовокзалах. Одна женщина приносит ящик с лимонадом, потом горшок горячих сосисок и, наконец, ящик пива из магазина. «Но пиво не для водителей», – говорит она. И когда одна из бутылок все же исчезает внутри автомашины, она грозит: «Вот позвоню в комитет, в «Клуб Вольтера», и тебе запретят ездить». Для нее ясно, у кого в руках власть, хотя она немного спешит с выводами.

Прибывают «революционные стратеги» из Западного Берлина, чтобы «по-настоящему взять дело в свои руки». «Эти семь тысяч человек, которые здесь демонстрируют, надо разогнать пинками под зад. Две сотни сознательных товарищей справятся с делом куда лучше: подожгут все эти трамваи и – пламенный привет…» – подает голос один из верхушки ганноверского ССНС, которого успели «накрутить» приехавшие «специалисты». Демонстранты поднимают его на смех.

В Техническом университете псевдопрофессиональные «революционеры» чувствуют себя увереннее. В конце концов там есть несколько известных авторитетов из ССНС. Они пытаются склонить на свою сторону студенческий комитет. Тот в открытую горько сетует на давление, оказываемое на него «авторитетами». Тут еще надо иметь в виду один нюанс: сами «авторитеты», естественно, именуют себя «антиавторитаристами». «Здесь же народный фронт, – объявляет один из них, – один шаг до единого всенародного сообщества. Нужно только разжечь конфликты…»

И они это делают. Когда активист ГКП Фердинанд Пик во время одного из ежедневных митингов произносит речь, стоя на ступеньках оперного театра, кто-то из представителей ССНС, как бы в шутку, размахивает перед самым его лицом красным знаменем. Оратор спотыкается, читать текст он не может, в конце концов он хватает полотнище, чтобы отодвинуть его подальше от глаз. В этот самый момент студент резким сильным движением молниеносно рвет древко к себе: полотнище наполовину отрывается от палки.

На следующий день приехавшие «эксперты революции» распускают слухи: «Коммунисты рвут красные знамена».

На одном из митингов перед зданием оперы я говорю, что «Красный кружок» является красным не только из-за цвета его эмблемы, а еще и потому, что «красное всегда было цветом всех борющихся с угнетением зависимостью». Бурные аплодисменты. Десять минут спустя несколько стратегов из ССНС по команде начинают размахивать с трибуны красными знаменами, выкрикивая хором: «Обобществить личные машины». Скандирование тонет в негодующем гуле демонстрантов. Нам приходится защищать романтиков от разозленных рабочих, которые хотят устроить им взбучку. Но наших коллег, развернувших красные знамена, в толпе демонстрантов никто не трогает. Их принимают как союзников и товарищей по борьбе. Они хотят обобществить собственность не рабочих, а частной транспортной компании.

Позднее ССНС призывает «пойти в клуб и вправить мозги ревизионистам». В помещение набивается примерно 40-50 человек. Среди них я обнаруживаю двух известных в городе погромщиков из неонацистской НДП. У одного из них револьвер. «Какое трогательное единство», – говорю я вожаку группы. «Заткнись, – следует ответ, – мы создали народный фронт». Членов противоестественной коалиции удается вытеснить на улицу.

В вышедший из-под контроля город прибывает с визитом федеральный президент Генрих Любке. Это событие проходит незамеченным. До него ли сейчас?