Когда тело говорит НЕТ. Цена скрытого стресса

Гнев не обязательно означает враждебность. Прежде всего, это физиологический процесс, который необходимо переживать. Во-вторых, он имеет познавательную ценность — он предоставляет важную информацию. Если я испытываю гнев, это должна быть ответная реакция на мое восприятие чего-то. Это может быть реакция на утрату или угрозу потери в отношениях с кем-то или на сигнал о реальном или угрожающем вторжении в мои личные границы. У меня есть полное право, никому не причиняя вреда, позволить себе испытывать гнев и размышлять о том, что могло его вызвать. В зависимости от обстоятельств я могу по-своему проявить своей гнев или отпустить его. Главное то, что я прочувствовал его и не стал подавлять. Я могу выражать свой гнев, когда это необходимо, в словах или в поступках, но мне не нужно проявлять его в форме неконтролируемой ярости. Здоровый гнев контролируется человеком, а необузданные эмоции — нет.

«Гнев — это энергия, которую мать-природа дает маленьким детям, чтобы они могли выступить от своего имени и сказать, что они имеют значение, — говорит психотерапевт Джоан Петерсон, которая проводит семинары на острове Габриола в Британской Колумбии. — Разница между здоровой энергией гнева и вредной энергией эмоционального и физического насилия заключается в том, что гнев уважает границы. Выступая от своего лица, вы не нарушаете чужие границы».

4. Самостоятельность

Болезнь не просто имеет историю, она рассказывает историю. Это кульминация истории борьбы за себя, которая ведется на протяжении всей жизни.

С простой биологической точки зрения может показаться, что выживание физического организма должно быть конечной целью природы. Однако, по всей видимости, высшей целью природы является существование независимой, саморегулирующейся психики. Разум и дух способны пережить тяжелейшие физические повреждения, но мы снова и снова видим, что физическое тело начинает сдавать, когда психологическая целостность и свобода подвергаются опасности.

Джейсон стал инсулинозависимым диабетиком в пять лет. Сахарный диабет получил свое название от греческого выражения «сладкая моча», так как при этом заболевании избыток сахара из кровотока попадает в почки и выводится с мочой. При диабете клетки поджелудочной железы не способны вырабатывать достаточное количество инсулина — гормона, необходимого для того, чтобы сахар из переваренной пищи поступал в клетки. Помимо непосредственного физиологического риска, связанного с высоким уровнем глюкозы, диабет влечет за собой возможное повреждение многих органов.

Сейчас Джейсону 23 года. В результате вызванного диабетом повреждения сосудов он ослеп на правый глаз. Он также страдает от сердечной недостаточности, аортальной регургитации и почечной недостаточности. Иногда, вследствие повреждения периферических нервов под названием «диабетическая нейропатия», он не может ходить. Джейсон и его мать, Хизер, были моими пациентами около десяти лет. За последний год его неоднократно доставляли в отделение неотложной помощи из-за проблем со здоровьем, в том числе из-за сердечной недостаточности и менингита. Возможно, ему осталось жить совсем недолго. По словам врача по внутренним болезням, который его наблюдает, у него «сомнительный» прогноз.

Хизер находится в состоянии хронической тревожности и усталости вкупе с обидой, которая, по ее мнению, связана с упрямым отказом Джейсона заботиться о своем здоровье, когда речь идет о правильном питании, пристальном внимании к уровню инсулина, посещении врача и ведении здорового образа жизни. Конечно, для матери на карту поставлено очень многое. У нее создалось впечатление, что Джейсон заболевает, если она не контролирует его. Она прожила много лет с реальной угрозой того, что, если она ослабит свой надзор даже на день, Джейсон может впасть в кому или умереть.

Его последняя госпитализация произошла после того, как у него несколько недель были приступы рвоты, которая вызвала у него слабость, обезвоживание и судороги. Как-то раз Хизер сидела у его постели, когда у него произошел еще один приступ. «Медсестры, врачи, ординаторы прибежали в палату, — рассказывает она. — У Джейсона закатились глаза, а руки и ноги бились в конвульсиях. Они вводили лекарства через капельницу. Он выпрямился, открыл глаза, посмотрел прямо на меня и громко сказал: „Отпусти меня!“ Но я не могу его отпустить. Я не позволю сыну умереть».

Джейсон не помнит этого инцидента. «Наверное, я был в отключке», — говорит он.

«Есть какие-то догадки о том, что вы имели в виду?» — спросил я.

«Первое, что приходит на ум, — это просто отпустить меня. Моя фраза „отпусти меня“ не означала „позволь мне умереть“, просто „перестань быть такой властной“. Отпусти ситуацию. Позволь мне поступать так, как я хочу. Это моя жизнь. Я буду допускать ошибки, но мама должна позволить мне это сделать. Большую часть своей жизни я был диабетиком, которого всегда кто-то пытался контролировать».