Когда стреляет мишень

— Кстати, насчет золотого унитаза есть замечательный анекдот, — доброжелательно и непринужденно, словно и не было этого уничтожающего окрика, продолжал полковник.

Афиногенов сдавленно хмыкнул.

— Приходит домой муж.., пьянющий вдробадан, в общем. Открывает жена, начинает что-то там злобно квакать, а он ей: «Молчи, дура, жить не умеешь, мать-перемать.., вот у людей унитаз золотой!»

Падает и вырубается.

Несчастная жена в совершеннейшем недоумении звонит подруге. «Кать, мой у тебя был?» — «Нет, не был, а что?» Звонит второй подруге:

«Лен, мой был у тебя или нет?» — «Нет». Звонит третьей: «Был?» — «Был!»

«Так вот что, Оль.., извини за интимный вопрос.., но не у вас унитаз золотой?»

Та зажимает ладонью трубку и кричит:

«Коль, я знаю, кто в твой тромбон насрал!»

Коваленко отрывисто захохотал, его поддержал Афиногенов, еще двое присутствующих, не считая Ани, подобострастно фыркнули.

— Так, — проговорил полковник, оставшийся совершенно невозмутимым даже в проявлении несколько сомнительного своего остроумия, — где Фокин и Свиридов? Даже если бы они были в коме, то давно следовало привести их в норму, а мне докладывали, что у них максимум по две царапины на брата. Эй! — крикнул он.

В ту же секунду вошел один из подчиненных Петра Дмитриевича.

— Эти двое сейчас будут, — сказал он, — а вот Нечеткий только что умер. Мы вызывали вертолет, теперь, очевидно, стоит сказать им, что вызов отменен.

— Чечеткин?! — воскликнул Коваленко. — Чечеткин.., умер?

— А что же вы хотите? — угрюмо спросил вошедший. — Сначала пуля разнесла нижнюю челюсть и прошла навылет через шею, рана сама по себе такая, что я не знаю, как он после этого вообще мог еще прожить хоть минуту.., а потом еще угодил под колеса.., ногу ему... В общем, вот такие дела, — закончил он.

— Жалко Андрея, — сказал полковник, но на лице его не отразилось ни малейшего сожаления или даже легкой тени сочувствия. — Хороший был парень.

В этот момент в гостиную ввели Свиридова и Фокина. Нельзя сказать, что они были в том же безукоризненном состоянии, в каком покинули эту комнату максимум десять минут назад.

Светлая рубашка Свиридова была разорвана на правом плече и залита кровью — не запятнана, а именно залита, кровью пропитался весь рукав, и по мертвенно-бледному лицу Свиридова, исцарапанному и помятому, и его нетвердому шагу было видно, что кровопотеря была большой.

Однако на рану уже была наложена умелая повязка, и кровотечение прекратилось.

Фокин выглядел еще хуже. Очевидно, при взрыве и аварии машины он упал лицом вниз, и теперь оно превратилось в один сплошной кровоподтек. Левый глаз заплыл и совершенно не открывался, зато правый смотрел с нескрываемым презрением и неукротимым бешенством.

Он подволакивал одну ногу и, судя по гримасам боли, время от времени проскальзывавшим на его изуродованном лице, травма была достаточно серьезной.

— Добрый день, ребята, — просто и незамысловато сказал полковник, — рад вас видеть.

Усадите их, черт возьми, — повысил он голос, грозно глядя на конвоиров, которые ввели Фокина и Свиридова.

— Не стоит труда, мы сами, — насмешливо сказал Свиридов таким тоном, словно и не было этой погони и лобового выстрела из гранатомета, а потом этого унизительного плена. Он сделал шаг вперед и непринужденно опустился в кресло, а Фокин отмахнулся от вознамерившегося было помочь ему эфэсбэшника и последовал примеру своего друга.

— Так-то лучше, — сказал Петр Дмитриевич.

Свиридов пристально посмотрел на него и вдруг расхохотался.

— Это и есть твой таинственный работодатель, Афоня? — сквозь смех едва выговорил он.

— М-м-м.., а что? — не понял Фокин.

Конечно, он привык к эксцентрическо-неврастеническим выходкам Свиридова, но на этот раз обстановка была настолько неподходящей, что он несколько оторопел.

— А что? — еще раз проговорил он.

— И ты умудрился не узнать, кто нанял тебя расколоть мозги бедному Зиновию Евгеньевичу, единственной, но весьма существенной виной которого было только то, что он был не в меру богат?

— А что?

— Я вижу, Афанасий, что Свиридов более догадлив, чем ты. — Полковник поднялся с кресла, в котором он столь удобно, можно сказать, вальяжно, расположился, и, прихрамывая, прошелся под скрестившимися на нем взглядами собравшихся. Несмотря на эту хромоту, его походка казалась неуловимо легкой.

— Раньше у вас не было этой хромоты, товарищ полковник, — непринужденно улыбнувшись, проговорил Свиридов. — Последняя наша встреча не пошла вам на пользу.

— Да, — отозвался тот, — но хромоту я нажил вовсе не из-за того смехотворного падения со средиземноморского лайнера. Это другое...

Неподвижно сидевшая за столом Аня вдруг подняла голову и, взяв со стола недопитый бокал ананасового сока, нервно выпила его одним глотком, а потом сказала — спокойно и буднично, словно говорила с обычным старым знакомым, которого она давно не видела и даже сразу не узнала:

— Я тоже вспомнила вас, Петр Дмитриевич.

Только почему у вас другое лицо? Прежнее шло вам куда больше.