Купцов с Короедовым, которые отлично помнили все правила поведения в психушке, придерживали под руки мужика с «белочкой», двери в коридор не касались. Они остановились в смотровом кабинете психиатра, и терпеливо ждали, покаа их примут.
Обе сопроводиловки они положили на стол.
Патрацкий, который помчался по коридору, выкрикивая «Где врач?», вернулся, так и не найдя никого. То ли от усталости старый скоропомощник забыл правила, то ли наплевал на них, не знаю. Он еще несколько раз выскакивал в коридор, кричал: «Кто-нибудь, примите больного!»
Наконец явился одуревший от безумных суток, сверкающий исцарапанной лысиной и добролюбовскими очками в железной оправе, психиатр.
Он подошел к столу, взял верхний сопроводок, прочитал и спросил, зевая:
– Патрацкий, кто? – он вопрошающе поглядел на двух из ларца.
Влетевший в смотровой кабинет следом за психиатром и успевший проверить все незапертые комнаты, Наполеон, плечом саданул шкаф и, долбанув по обидевшей его дверце кулаком, сказал:
– Ну – я! Я – врач Патрацкий!
– И давно он с вами? – спросил психиатр, обращаясь к стоящим фельдшерам.
– С утра, – предельно честно ответили Двое-из-ларца.
Патрацкий, не придавший значения этому диалогу, поскреб затылок, а потом, больно тыкая пальцем в грудь психиатра, сказал:
– Мы больного привезли. У него – белая горячка. Вы понимаете? Принимайте его скорее! И мы поехали! Нас ждут больные люди! – Патрацкий умолчал, что больше всего надеется хоть часик подремать на подстанции.
Психиатр поглядел на Наполеона и, с его сопроводиловкой в руках, молча вышел.
Спустя пару минут, в смотровую, хрустя суставами и зевая, вошли два здоровенных санитара, которые спросили:
– Кто, Патрацкий?
– Я – Патрацкий! – немедленно отозвался Наполеон.
– Пошли! – пригласили санитары.
– Пошли, – согласился он. Но на всякий случай добавил, – Я – врач!
– Да, мы знаем, – ответили «братья-санитары», и доктор, совершенно успокоившись, и ничего не подозревая, пошел с ними.
В санитарной комнате парни ловко вытряхнули врача скорой помощи из халата и одежды, оставив в одних трусах, потом также ловко напялили на него лиловую байковую пижаму без воротника и карманов с растянутой резинкой на штанах, так что они спадали при каждом шаге. Потом санитары завели доктора в отделение, где в палатах без дверей и с решетками на окнах пытались спать еще с полсотни различных психов, принятых днем и ожидающих подробного осмотра и сортировки по отделениям.
– Вон свободная койка, ложитесь.
Вот только тогда Патрацкий понял, что попался.
Он рванулся к двери, но не тут-то было. Открывалась она специальным ключом, и этот замок работал отлично.
Доктор поскребся, поорал, что он – врач! Ему ответили, что это всем известно и, в конце концов, когда впрыснули в ягодицу аминазину, он подергался и затих.
А Двое-из-ларца тем временем сдали мужика в горячке, спокойно доработали смену до восьми утра и, с чувством выполненного долга, уйдя с подстанции, завернули до ближайшей пивной.
Доктора Патрацкого хватились только через два дня, когда он не вышел на работу. Дома его тоже не было. А на вопрос, – где он может быть? Короедов, задумчиво глядя на Купцова, сказал,
– В психушке, наверное? Где ж еще?
Обалдевший от такой наглости, и, к счастью, воспринявший реплику Короедова всерьез, старший фельдшер стал обзванивать психбольницы и в самом деле нашел Патрацкого в больнице Ганнушкина. Он бы, может быть, на этом успокоился, мало ли врачей с ума сходит на скорой помощи? Если бы Короедов не добавил, уходя:
– Значит, где оставили, там и лежит?
– То есть как это «где оставили»?
И тут Короедов, конечно, рассчитывая на понимание начальства, сознался, что они уложили Наполеона в психушку. Как бы случайно. Пошутили. Заполнили сопроводиловку, а психиатр в приемнике все принял за чистую монету и оформил доктора как буйного шизофреника. Купцов первым понял, что земля под их ногами загорелась, понимания не дождутся, и успел добавить:
– Все-таки, мы фельдшера всего-навсего, а там врачи! Им-то оно виднее!
Зав подстанцией помчался в больницу выручать доктора.
Перепуганный психиатр, понявший, как его подставили, уперся.
– Патрацкий – болен! Он социально опасен! Он чрезвычайно агрессивен! Он чешется и кричит! Правда сейчас уже тише и меньше.
Завподстанцией убеждал, что невроз, которым страдает врач скорой помощи не психическое заболевание, в психушке лечиться нет необходимости! Что любой, окажись в подобной ситуации – станет агрессивен и будет кричать! А чесаться – не преступление. Мало ли людей чещется? Всем психушка нужна?
Зав старался убедить психиатра, что Патрацкий в быту и на работе – душка, лапочка и пушистый зайчик, что его обожает и в нем души не чает вся подстанция! О чем недвусмысленно сообщает его, заведующего, визит и текущая беседа. Ведь, окажись Сергей Александрович на самом деле таким, каким его описывают психиатры – разве б стал он – заведующий, приезжать и пытаться забрать больного? Настоящему психу и место в психушке!