Когда спящий проснется

Известия о них приходили из разных пунктов, все более и более близких: сначала из испанских городов, потом из Франции. Но о новых пушках, отлитых Острогом, которые должны были находиться в городе, Грехэм ничего не узнал, несмотря на свои настойчивые расспросы. Не было также получено никаких известий о каком-либо успехе в битвах, охвативших кольцом летательные станции. Секции рабочих обществ одна за другой извещали о том, что они выступили в поход, затем о них не было больше никаких известий, и они исчезали внизу в лабиринте боя.

Что же происходило там? Даже деятельные вожди отдельных частей не знали ничего!

Несмотря на стук отворяемых и затворяемых дверей, на голоса торопливых гонцов, на звон колокольчиков и постоянную трескотню передающих приборов, Грехэм все же чувствовал себя изолированным и как-то странно бездеятельным и бесполезным.

Их изолированность в эти минуты казалась ему временами наиболее странной и неожиданной вещью из всего того, что ему пришлось пережить после своего пробуждения. В этом было нечто, напоминавшее ему ту неподвижность, которую человек испытывает во сне. Оглушительный шум и неожиданное открытие, что между ним и Острогом загорелась мировая борьба, – и затем это заключение в тихой маленькой комнате, с ее говорильными и звуковыми приборами и разбитым зеркалом!..

Вот закрывается дверь, и Грехэм и Элен остаются одни, отделенные от этой небывалой мировой бури, бушующей снаружи, и чувствующие только присутствие друг друга и только занятые друг другом! Но когда вновь открывается дверь и входят гонцы или резкий звон нарушает спокойствие их убежища, то это производит такое впечатление, словно ураганом внезапно раскрывается окно в хорошо освещенном и прочно выстроенном доме. Тогда к ним врываются мрачная суетливость, суматоха, напряжение и ярость борьбы и на время захватывают их.

Но они были не участниками событий, а только простыми зрителями и лишь воспринимали впечатления этой страшной борьбы. И даже самим себе они казались не реальными, а какими-то бесконечно малыми изображениями жизни. Единственно реальными были: город, трепещущий, гудящий, охваченный яростью, и аэропланы, неуклонно стремящиеся к нему через воздушные пространства…

Несколько минут они ничего не слышали, между тем за дверью послышался топот и раздались крики. Девушка вздрогнула и вся превратилась в напряженное внимание.

– Что это? – закричала она и вскочила, безмолвная, сомневающаяся, но уже торжествующая.

Грехэм тоже услышал. Металлические голоса кричали: «Победа!».

В комнату, быстро отдернув портьеры, вбежал человек в желтом, растрепанный и дрожащий от сильнейшего волнения.

– Победа! – кричал он. – Победа! Народ одолевает. Люди Острога поддались.

Элен привстала.

– Победа? – переспросила она.

– Что такое? – спросил Грехэм. – Скажите, что такое?

– Мы вытеснили их из нижних галерей в Норвуде. Стритхэм весь в огне, а Рогемптон наш!.. Наш!.. И мы захватили моноплан.

Раздался пронзительный звон. Из комнаты начальников отдельных частей вышел взволнованный седой человек.

– Все кончено! – крикнул он.

– Что из того, что Рогемптон в наших руках! Аэропланы уже показались в Булони!

– Канал, – сказал человек в желтом и быстро сделал подсчет.

– Через полчаса.

– В их руках еще три летательные станции, – сказал седой человек.

– А пушки? – вскричал Грехэм.

– Мы не можем их снарядить в полчаса.

– Значит, они найдены?

– Слишком поздно, – сказал старик.

– Если бы их можно было задержать еще хоть на полчаса! – воскликнул человек в желтом.

– Ничто не может остановить их теперь, – заметил старик. – У них почти сто монопланов в первом отряде.

– Еще один час? – спросил Грехэм.

– Быть так близко от победы… теперь, когда мы нашли пушки! – вскрикнул человек в желтом. – Так близко!.. Если б мы могли поднять их на крыши!

– А сколько времени потребуется на это? – внезапно спросил Грехэм.

– Час, конечно.

– Слишком поздно! – вскричал начальник части. – Слишком поздно!

– Слишком поздно? – переспросил Грехэм. – Даже теперь… Ведь только час!

У него вдруг блеснула мысль о возможности найти выход. Он старался говорить спокойно, но лицо его было бледно.

– У нас есть еще один шанс. Вы говорили, что там есть моноплан? – спросил Грехэм.

– Да, на Рогемптонской станции, сэр.

– Испорчен?

– Нет. Он лежит поперек дороги. Поставить его на рельсы не стоит труда. Но у нас нет аэронавтов!

Грехэм посмотрел на них и на Элен и, помолчав, опять спросил:

– У нас нет аэронавтов?

– Ни одного.

– Аэропланы неповоротливы в сравнении с монопланами, – сказал он задумчиво.

Он внезапно повернулся к Элен. Его решение было принято.

– Я должен пойти на эту летательную станцию, где лежит моноплан.

– Что же вы хотите сделать?

– Я ведь аэронавт. Во всяком случае… эти дни, за которые вы упрекали меня, не пропали даром!

Он повернулся к человеку в желтом и сказал:

– Велите им поставить моноплан на рельсы.

Человек в желтом стоял в нерешительности.

– Что вы хотите сделать? – вскричала Элен.

– Ведь моноплан… это для нас еще один шанс.

– Неужели вы хотите?..