Суров Крюк, не знает ни пощады, ни жалости… Хотя как посмотреть, может, и груб он, и в морду ткнуть может, но только именно он его с нар вытянул, после «приговора», считай, с «перьев» блатных снял и в команду свою пристроил.
— Ножичком не играй, не показывай его, сколько раз учил, прячь перо в рукаве и улыбайся.
— Улыбаться-то зачем?
— Чтобы зарезать ловчее. Улыбка размягчает. Если ты с мрачной рожей на врага прёшь, он настораживается, а если с улыбкой, дружески руки раскинув, то он удара не ожидает, и ты ему перо снизу, под ребра суёшь как в масло, в самое сердце. Вот так… Так урки жертвы свои режут. Учись, они мастаки в деле душегубства, куда до них десанту, те в рукопашку в открытую шли, ленточки от бескозырок закусив. Так, Кавторанг?
— Так. Ходили и резали. Только улыбочки фрицам не строили — долбали чем ни попадя, а то и зубами рвали. Но Крюк прав: оружие своё показывать врагу не следует — поигрывай сапёрной лопаткой, внимание отвлекая, а бей финкой с левой руки или между ног сапогом. Рукопашка — не дуэль, там секундантов нет, там все средства хороши.
— Работаем…
— Здравствуй, Нугзар, проходи, давно у меня не был.
— Здравствуйте, дядя Иосиф.
Сел Нугзар, переводит взгляд с живого товарища Сталина на его портрет. На портрете дядя Иосиф на трибуне стоит, большой, сильный, в белом кителе, а в жизни как будто высох, как старое дерево — в морщинах весь, глаза усталые.
— Как твоя учёба?
— Спасибо, хорошо, второй курс оканчиваю.
— Молодец! Счастливый ты, Нугзар, образование получаешь, о котором мы мечтать не могли — окончишь институт, работать пойдешь, может, министром станешь! Скольким мальчишкам, таким, как ты, Советская власть счастливую жизнь подарила. Не зря мы на царских каторгах гнили.
— Спасибо вам, товарищ Ста… дядя Иосиф.
— Зачем пришёл? Может, деньги нужны?
— Нет, письма вам принёс.
Нугзар протянул несколько конвертов. Очень важных, потому пришли они не спецкурьером, не через канцелярию, а простой почтой. Издалека пришли, из Сибири. Для того и привёз дядя Иосиф Нугзара из Грузии в Москву, чтобы наладить через него канал, о котором никто знать не должен. Кто подумает на мальчонку, которого вождь народов пригрел и полюбил как родного сына? Кто обыскивать или допрашивать его осмелится?
Взял товарищ Сталин письма, осмотрел их внимательно — не потревожены ли сургучные печати. Нет, всё в порядке.
— Ты посиди пока, Нугзар, покушай вот, а я, может быть, ответ напишу. Хороший друг у меня там живёт…
Но нет по обратному адресу у Сталина друга — лагерь есть, где гоняют собранных по зонам зэков, которые пригодиться могут, если в Кремле драка начнётся.
Читает Сталин… Хорошо всё, никаких происшествий, жизнь идёт по распорядку. Но уж больно всё гладко… Нет, не будет ответа.
— Ступай, Нугзар, мне теперь некогда… И фрукты все забери. Учись, старайся, нашей стране очень образованные кадры нужны…
— Спасибо, дядя Иосиф.
— Тебе спасибо, что не забываешь, что весточки мне приносишь от сердечного друга.
Когда Нугзар ушёл, дядя Иосиф трубку разжёг и к конвертам спичку приложил, размял пепел в пепельнице.
Нет, не бывает, чтобы всё хорошо да гладко, чтобы без колдобин под ногами. Вызвал дежурного офицера.
— Васильева позови ко мне.
— Товарищ Сталин, майор Васильев по вашему приказанию…
— Зачем кричишь, зачем глотку дерёшь? Оглушил совсем. Садись, чай пей.
Папочку открыл. Пальцем в листок ткнул. Чистый.
— Пишут мне граждане, жалуются, что непорядок у нас в исправительных учреждениях. Что не воспитывают они. Проверить сигнал надо, но так, чтобы никто о том не знал. Узнают, что товарищ Сталин интересуется безобразиями, тут же заборы покрасят, заключённых переоденут… Есть у нас лакировщики, которые перед начальством выслуживаются. А мне надо так, чтобы тихо. Съезди, посмотри, после расскажешь мне, как там дела обстоят. Со стороны посмотришь, людей порасспрашиваешь. К начальству лагерному не лезь, незачем панику раньше времени сеять, а если узнаешь про непорядки, мы туда проверку пошлём. Нельзя нам жалобы советских людей без внимания оставлять. Такая будет моя просьба.
— Так точно, сделаю, товарищ Сталин! Куда ехать?
— Далеко, в Сибирь. Я тебе дам несколько адресов, которые пропустить нельзя. Еще десяток можешь сам выбрать. Бумага у тебя будет, чтобы никто лишних вопросов не задавал. Да не задерживайся там долго, мне людям отвечать. На то мы здесь и поставлены, чтобы советскому народу служить и ни одну жалобу без внимания не оставлять…
Через неделю на стол товарища Сталина легла докладная записка — работают лагеря, вохра на вышках сидит, заключённые тачки таскают. Но не любит товарищ Сталин отписки читать, хочет он живого человека послушать, чтобы ничего не упустить, в самую суть вникнуть. Такой он — отец народов.
Спрашивает:
— А этот лагерь?
— Там точно порядок. Бараки новые, чистые, заключённые одеты хорошо, в новую одежду, лица сытые.
— А занимаются чем?
— Да, вроде, ничем — на общие работы не ходят. Физкультурой занимаются. Там ведь лагерь карантинный, туда заключённых для поправки здоровья направляют. Очень положительный лагерь!
— А этот, только поподробнее…