Когда растает льдинка

Слезы душили, а мысли уносили в прошлое. В тот самый день. Ужасная метель захватила город. Нас отпустили со школы пораньше. Мы, как обычно, пошли к воротам, но Алина одернула меня и предложила сократить путь. Зачем она только повела нас туда? И почему я согласилась?

На середине пути нам предстояло пересечь широкий проспект. Машин не было, горел зеленый. Дорога пустовала, как и весь город в такую погоду. Метель не сдавалась. Она была настолько сильной, что предметы еле различались на расстоянии вытянутой руки. Мы торопились домой, чтобы закончить альбом будущего.

Шаг… другой… Из-за стены снегопада вылетела машина, вместе с которой раздался ужасно противный скрип. Водитель пытался затормозить. Дорога скользкая, и машину занесло. Огромная, кричащая и скрипучая железяка надвигалась прямо на меня. Не было никаких шансов на спасение. А в следующую секунду я стояла на тротуаре и тяжело дышала. Даже не поняла, что произошло. Как только я осмотрела свои руки и ноги, неосознанно постучала по телу, в голову прокралась лишь тень догадки, в которую совсем не хотелось верить. Я медленно повернулась к дороге.

В следующую минуту по улице пронесся душераздирающий крик. Вслед за тенью догадки в голову прокрались и сами факты: подруга спасла мне жизнь. Но цена была слишком велика.

Алина мертва.

С того самого дня я ненавидела вторники, а позже лишь роковое число. Родители не могли привести меня в чувство полгода. Две недели я не выходила на улицу. Три месяца отказывалась выходить из дома по вторникам. И теперь до конца жизни ненавижу 14 февраля. Серый день — никаких сердечек. Серый, как метель, которая скрыла опасность.

Я избавилась от любых напоминаний о подруге, выбросила все фотографии и разорвала в клочья наш альбом, у которого не могло быть будущего без нее. Вот только имя плотно засело в сознании и изо дня в день разрасталось. Словно злокачественная опухоль оно убивало меня изнутри.

Все стихло. Ничего не слышу. Ни ветра, колышущегося верхушки деревьев, ни всхлипов. Слезы закончились. От них остались лишь замерзшие ручейки на щеках. Я огляделась. Кажется, начинало смеркаться, но из-за ледяного тумана сложно было разглядеть.

У дороги сверкнули фары. Только один человек знал этот съезд к озеру. Я резко подскочила на ноги, отчего голова закружилась. Только сейчас поняла, что ноги не только затекли, но и замерзли. Я нырнула в ближайшие кусты и начала пробираться в глубину зарослей, проходя вдоль линии воды.

Послышался хлопок двери, хруст снега под ногами, а затем на пляже появился Антон.

— Вика? — крикнул он в пустоту. Я пригнулась. Мертвая тишина над озером могла сдать меня с потрохами.

— Вика, я знаю, что ты здесь. Почему ты прячешься от меня?

Хороший вопрос, на который я и сама не знала ответ. Слишком расстроена, чтобы быть хорошим другом. Не хочу объяснять, почему мое отношение изменилось, и почему сейчас, спустя семь лет. И видеть его не хочу, чтобы опять не вспорхнули бабочки в животе. Они мне не нужны. Все. Дезинфекция.

— Да ладно тебе. Не хочешь говорить — окей. Давай хоть домой отвезу.

Пальцы на руках и ногах сжались от мысли о теплом салоне автомобиля, еще и с подогревом сидений. Нет. Гордость не позволит мне выползти из кустов, как проигравшая. Я подожду.

Но он ждал тоже. Измерял шагами пляж, всматривался в каждый куст, откликался на каждый шелест деревьев. Рывок — он устремился в заросли.

— Вика, хватит играть, мы уже не дети.

Он забрался не в ту сторону. Отлично. Воспользовавшись случаем, я медленно пробиралась дальше. Белая куртка прекрасно маскировала меня. Пока трещали ветки под Антоном, а сам он громко матерился, я выскочила из кустов и понеслась по лесу прямиком к автобусной остановке.

6

Прошло две недели, как мы с Антоном не разговаривали. Самый долгий перерыв, если это можно так назвать. В конце февраля у меня начались промежуточные тесты, итоговые работы и зачеты. Я чувствовала, как загибаюсь под их тяжестью. Дни снова проносились мимо, ни на секунду не задерживаясь. Я ничего не успевала. И опоры моей больше не было.

Углы немного сглаживал Тим. Он писал мне каждый день, встречал после учебы, угощал вкусным ужином и отвозил домой. Мне льстила его забота. А то, что я забыла об общественном транспорте, даже сделало меня чуточку счастливее.

— Лучше синее, — раздался голос мамы у порога комнаты.

— Думаешь? Я метила в желтое.

— Нет, синее лучше. И фигуру подчеркивает.

— Спасибо.

Мама умчалась на кухню, а я швырнула желтое платье обратно в шкаф. Синее, так синее. Еще ни разу его не носила. Берегла для особого случая. Быть может, это он и есть?

Шелковая ткань заструилась по телу, обволакивая своими нитями. V-образный вырез, юбка-трапеция и рукава три четверти придавали утонченности и женственности. Странно было видеть себя в зеркале вот такой. Даже поход в клуб не вытащил меня из джинсов.

— Хорошего вечера, дорогая.

Мама поцеловала меня на прощание в щеку и быстро (слишком быстро) закрыла входную дверь. Моему свиданию она была рада значительно больше меня самой.

Тим встретил у подъезда с роскошным букетом голубых пионов.

— Ничего себе!