Когда пробудились поля. Чинары моих воспоминаний. Рассказы

Только здесь почувствовал я, как жалка и отвратительна любовь Уши, сколь она ограниченна! Любовь, которая теплится в гостиной и, словно нежный тропический цветок, распускается лишь на узкой грядке, под стеклянным колпаком, любовь, которая постоянно нуждается в искусственном свете, искусственном тепле и искусственном подкармливании. Гостиная, шелковые сари, искусственный смех, искусственные фразы! Право, сейчас я начинаю сомневаться, действительно, ли любил Ушу, не результат ли это окружающей любовь искусственной обстановки? Стоило вырваться оттуда на вольный простор, и я тотчас же забыл любовь Уши!

Здесь ярко блещут молнии, небо будто раскалывается от грома, с высот низвергаются потоки дождя, падает град, свет слепит глаза. Но достаточно нескольких быстрых и сильных порывов ветра — и восток уже чист. Небо на удивление голубое. Солнце сияет над головой, словно круглый золотой диск, и, широко раскинув крылья, парит, как небесная гурия, горный орел.

Мы откидываем сетчатый полог палатки. В руках у нас пиалы с дымящимся кофе, за плечами ружья. Мы выглядываем наружу. Всюду снег. Воздух недвижим. Небо чистое. Медленно, не торопясь, мы пьем кофе, а потом, надев поверх кожаных ботинок неуклюжие сапоги, сплетенные из рисовой соломы, отправляемся на зверя. Его здесь сколько душе угодно — дикие козы, медведи, мускусные олени, волки. Последние, между прочим, выслеживают сбившихся с пути усталых охотников. И нередко ночной порой бедняга охотник, оставшийся стеречь палатку, и его отважная собака, сидя у пылающего костра, с отчаянием и безнадежностью смотрят друг на друга. В непроглядной тьме свистит ветер, воют волки. Вдруг раздается ужасный, леденящий душу грохот — это падает снежная глыба, она словно всю вселенную заполняет собой. Потом наступает безмолвие — великое безмолвие, смерть и покой. Охотник не вернулся, охотник никогда больше не вернется. В погоне за зверем он сам оказался добычей. Охотник покоится глубоко, под огромной толщей снега, а на его снежной могиле пляшут страшную пляску волки!

Однако не беспокойся, приятель! Я жив и невредим, и на нашем счету уже около дюжины медведей, мускусных оленей и волков!

Ниже, к западу, в нескольких милях от нашего охотничьего лагеря, раскинулся Гурджан. Никогда в жизни не приходилось мне видеть более красивого места. Расположен он не более чем в двух милях от нас, но как тяжела туда дорога! Стоит поскользнуться на узкой тропе — в мгновение ока человек оказывается на дне глубокой, засыпанной снегом пропасти. Правда, теперь мы уже знаем в какой-то мере дорогу, но из-за постоянных снегопадов и дождей всякий раз приходится прокладывать новую тропу. Как ни привыкай, но, даже если уверенно и неторопливо продвигаешься вперед, а взгляд ненароком скользнет в сторону разверзшейся бездонной пропасти справа и слева, тело твое невольно охватывает дрожь.

В летнюю пору не найти, пожалуй, лучшего места для отдыха, чем Гурджан. Удивительно: тысячи людей каждый год направляются к Гульмаргу и даже не подозревают, что оттуда до Гурджана рукой подать. В Гурджане повсюду на горных вершинах шапками лежат снега, а между гор втиснуты ровные низины, на которых летней порой растет нежная и мягкая, словно шелк, трава. Кое-где в лощинах между горами высятся кряжистые массивные тунговые деревья, которые в ливень и снегопад отлично заменяют путнику палатку.

В Гурджане пять озер — они невелики и удивительно красивы! Самое большое из них называется Нандан Сар. Площадь его мили две с половиной на три. Поверхность его девять месяцев в году обычно скована льдом, но в ту пору, когда мы впервые увидели озеро, оно являло собой темно-синюю зеркальную гладь в оправе берегов, усыпанных ярко-желтыми цветами. Озера в Гурджане, очевидно, самые высокогорные в мире, они напоминают о тех временах, когда вся земная поверхность была скрыта под водой. Много позже исполины Гималаи постепенно поднялись ввысь, а озера эти так и остались в глубоких расселинах.