– В общем, этот Норман продолжал его дразнить. Обзывал его трусом, и все такое, я точно не помню всех слов. А Дирк, он ведь молодой еще, вот и потерял терпение. Подошел и сбросил его со стула. Лично я считаю, Норман заслужил, как думаете, ребята, а? – спросил Арчи, снова оглядывая всех.
– Все верно! Если честно, мне самому захотелось двинуть ему. У меня кровь закипела в жилах, когда я услышал, как он издевается над Дирком, – поддержал его мастеровой, и остальные дружно забормотали, кивая в знак согласия.
– А потом, – продолжил рассказ Арчи, – представьте, Норман лежит на полу и вдруг вытаскивает нож.
Вдоль стойки пробежал изумленный ропот. Один открыл рот и поднял руку, чтобы возразить, но вдруг стушевался и сделал вид, что у него зачесалась шея.
– Нож, значит. Какой нож? Где он сейчас? – проговорил Шон, жадно глядя на Арчи.
Стоящий рядом с Шоном Дирк едва заметно улыбнулся. Когда он улыбался, лицо его становилось особенно привлекательным.
– Вот этот нож, – бармен Генри сунул руку под барную стойку и достал оттуда складной нож с костяной рукояткой.
Все тупо уставились на него.
– Как он туда попал? – спросил Шон.
Только сейчас до него дошло, что за отвратительные, бесстыжие рожи стоят перед ним. Он понял, что его водят за нос.
– А я потом отобрал его у Нормана, – сказал Арчи. – Мы подумали, что будет лучше всего, если вы первый узнаете всю правду, ведь вы его отец… и все такое.
Он заискивающе передернул плечами и оглядел остальных свидетелей.
Шон медленно повернулся к ближайшему – банковскому клерку.
– Это тот самый нож, которым Норман ван Ик угрожал моему сыну? – спросил он.
– Да, мистер Кортни, – неестественным голосом пискнул тот.
Шон посмотрел на человека, стоящего за ним, и слово в слово повторил вопрос.
– Да, сэр, это тот самый нож.
– Это он.
– Да.
– Не иначе как он, сэр.
Шон по очереди задавал свой вопрос каждому, и все отвечали одно и то же.
– Теперь ты, Дирк, – сказал Шон.
Подойдя к сыну в последнюю очередь, Шон проговорил свой вопрос медленно и веско, глядя прямо в его ясные невинные глаза:
– Как перед самим Господом Богом отвечай: угрожал тебе Норман ван Ик этим ножом?
«Прошу тебя, мой сынок, скажи сейчас „нет“. Скажи это, чтобы все тебя слышали. Если ты дорожишь моей любовью, скажи мне сейчас правду. Прошу тебя, Дирк, прошу тебя». Эти слова он пытался донести до него силой своего взгляда.
– Как перед самим Господом Богом, папа, – сказал Дирк и замолчал.
– Ты не ответил, – стоял на своем Шон.
«Прошу тебя, сынок».
– Он вынул этот нож из бокового кармана спецовки. Лезвие было сложено. Он открыл его ногтем большого пальца левой руки, папа, – тихим голосом проговорил Дирк. – Я хотел выбить его ногой, но промазал и попал ему в грудь. Он опрокинулся на спину, и я увидел, как он поднимает нож… Я подумал, что он сейчас бросит его в меня. И ударил его табуреткой. По-другому остановить его я не мог.
Лицо Шона сделалось бесстрастным, словно окаменело.
– Хорошо, – сказал он. – Нам пора домой.
Потом он обратился к остальным:
– Благодарю вас, джентльмены.
Шон вышел из бара и направился к машине. Дирк покорно следовал за ним.
На следующий день постановлением местной магистратуры Дирк Кортни был отпущен на поруки отца под залог в пятьдесят фунтов, с тем чтобы через две недели предстать перед окружным судом по обвинению в непредумышленном убийстве.
В списке других дел его дело стояло первым пунктом.
На заседание явился весь район. Народ заполнил крохотное здание суда, а кто не смог попасть внутрь, толпились у окон.
Жюри присяжных после семиминутного отсутствия вернулось с вердиктом; Дирк сошел со скамьи подсудимых, был окружен смеющейся, поздравляющей его публикой и буквально вынесен под яркие лучи солнца.
Один Шон остался сидеть на своем месте в переднем ряду зала судебных заседаний. Адвокат подсудимого Питер Ааронсон, которого Шон привез из Питермарицбурга, сунул бумаги в портфель, обменялся шуткой с секретарем суда и подошел к Шону.
– Каких-то семь минут – и дело в шляпе. Настоящий рекорд, – сказал он, улыбнулся и стал похож на коалу. – Хотите сигару, мистер Кортни?
Шон отрицательно покачал головой, а Питер сунул в рот непропорционально огромную сигару и поднес к ней горящую спичку.
– Впрочем, признаюсь вам откровенно, – продолжил он, – меня очень беспокоил этот нож. Я боялся, не вышло бы тут чего. Не нравился мне этот нож.
– Мне тоже, – тихо сказал Шон.
Питер склонил голову набок, изучая Шона яркими, птичьими глазками.
– Зато мне понравились эти ваши свидетели – прямо как дрессированные собачки. Им говоришь: «Голос!» – и они тут же: «Гав! Гав!» Просто чудо какое-то. Кто-то их здорово натренировал.
– Я вас не понимаю, – мрачно сказал Шон.
Питер пожал плечами:
– Я пришлю вам свой счет… но предупреждаю, он будет немалый. Скажем, пятьсот гиней?
Шон откинулся на спинку стула и снизу вверх посмотрел на адвокатишку.
– Скажем, пятьсот гиней, – не стал спорить он.
– В следующий раз, когда вам понадобится защищать свои интересы, – продолжал Питер, – я рекомендую обратиться к одному блестящему молодому адвокату по имени Рольф. Хамфри Рольф.