Под короткой статьей находилась фотография, о которой мне говорила Роуз. На ней была изображена Аликс, сидящая посреди дороги и прижимающая Дилана к груди.
Эта фотография стала визитной карточкой взрыва.
Неудивительно, что у Аликс было так много подписчиков в Интернете.
И почему она пишет только о солнечных днях.
Я выключил экран и убрал телефон.
У меня больше не было сил на это смотреть.
Боль на ее лице меня прикончила.
Я встал и начал мерить шагами комнату, пытаясь вспомнить, когда я впервые увидел опубликованную фотографию. Во время взрыва я был в двухнедельном отпуске в Дубае и следил за событиями с другого конца света. И вернувшись в Бостон, я сосредоточил все свое внимание на том, как власти собираются привлечь к ответственности ублюдка, не погибшего во время перестрелки.
Хотя мне не раз уже попадалась эта фотография, я понятия не имел, что на ней изображена Аликс.
Я повернулся у стены и пошел обратно к Роуз, теребя руками волосы, пытаясь переварить все, что сегодня увидел.
Роуз прижимала к груди руки, кутаясь в принесенное медсестрой одеяло, потому что мы оба промокли.
Я прочистил горло и остановился в нескольких шагах перед ней.
— Пятнадцатое апреля — это последний день, когда Аликс была фельдшером? — спросил я.
Роуз кивнула, дав мне ответ, которого я боялся.
— Она была одной из лучших в городе. Аликс так старалась к этому вернуться. Каждые пару недель она ходила в пожарную часть, но у нее просто не получалось.
Роуз подняла взгляд, и наши глаза наконец-то встретились. Я знал, что мое выражение лица выглядит таким же эмоциональным, как и ее.
— Аликс взяла отпуск на год и только недавно вернулась на работу. Она хотела остаться в службе экстренной помощи, поэтому перевелась в колл-центр.
— Это тоже нелегко, — я провел пальцами по подбородку, представив, как она отвечает на телефонный звонок. — Она, наверное, каждый день боится, что ей позвонят, и это вызовет у нее волну воспоминаний, совсем как гром.
— Я никогда об этом не думала, — призналась Роуз. — Но, Боже мой, ты, наверное, прав.
Мы оба снова замолчали.
Больше нечего было сказать.
И я снова принялся расхаживать взад-вперед.
Я просто хотел ей помочь.
Исцелить ее.
Прогнать ее боль.
Но я ни черта не мог сделать в этой комнате, кроме как ходить взад-вперед по гребаному полу и ждать, когда выйдет врач и скажет мне, все ли с Аликс в порядке.
ПЯТЬДЕСЯТ ЧЕТЫРЕ
ДИЛАН
Я подошел к больничной койке Аликс и, сев на самый краешек, обхватил ладонью ее руку. В запястье у нее торчала капельница, а в носу — кислородная трубка.
Физически она была в порядке.
Она проведет здесь ночь, а утром сможет вернуться домой.
Но мысленно Аликс вела чертовски упорную борьбу.
Это моя вина.
Я был эгоистом.
Не хотел ее отпускать.
Аликс Рейн была любовью всей моей жизни.
Моим равновесием.
Воздухом, по которому я летел.
Солнцем, освещавшим каждый ясный день.
Было больно остаться без нее.
Смотреть, как Аликс проживает жизнь, которую должна была разделить со мной.
Но по-настоящему она не жила, потому что я ей не позволял.
Я знал, как ей тяжело.
Знал, в какое положение ее поставил.
Мне было все равно.
Даже когда Аликс сорвалась и прошла три с половиной мили через весь город, чтобы найти меня, место, где она не была с похорон, ей не удалось попрощаться.
Аликс была слишком предана.
Она продолжала хвататься за малейшую данную мной надежду.
И не останавливалась.
Потому что была бойцом.
Человеком, преодолевающим любые трудности.
Целителем.
Тем, кто не отпустит.
Отпустить должен был я.