Когда осыпается яблонев цвет

Дверь открылась. На пороге стояла Ритуля. Вместо длинных вьющихся волос короткая стрижка, на лбу и у глаз паутинки морщин, а в самих глазах не то испуг, не то вина, не то недоверие. Она и спросила так, будто не верила своим глазам:

– Егор?

– Мне Марту.

– Ее нет.

– А когда она придет?

– Я не знаю.

– Я могу подождать?

Ритуля прислонилась головой к косяку и беззвучно заплакала. Она смотрела на Егора своими дивными серыми глазами, из которых безостановочно лились слезы, и молчала. Ему стало не по себе. Жалости и сострадания он не испытывал, но все же стоящий перед ним человек заслуживал по меньшей мере участия.

– Что с вами, Маргарита Семеновна?

– Марта ушла совсем.

Егор похолодел:

– Как?

Испуг был настолько сильным, что она поспешила его успокоить:

– От меня ушла.

– А-а-а. А где мне ее найти?

– Я не знаю.

– У Натки?

– Я не знаю, где Натка.

– А ее мать?

– Умерла.

– Что ж, – Егор замялся, а потом вдруг неожиданно сказал то, что думал: – Это вы во всем виноваты.

– В чем? – Она не удивлялась и не защищалась. Она казалась разбитой и поверженной, а вопрос ее прозвучал скорее механически. Казалось, она и не ждала никакого ответа, но Егор повторил упрямо:

– Во всем. – Он развернулся и зашагал вниз по лестнице. Она окликнула:

– Егор! – Он обернулся. – Ты многого не знаешь. – Следующие несколько шагов. – Егор! – Новая остановка. – Она ведь и от тебя ушла, верно? – Больше он останавливаться не собирался. Побежал вниз, но все-таки его спину опалили ожогом последние слова Маргариты: «Не ищи ее!»

А он все-таки искал. Во всяком случае, пробовал. Но это теперь есть социальные сети, куча друзей и просто знакомых, из которых наверняка кто-то что-то где-то слышал о нужном человеке. А тогда? Ну, адресное бюро. А какой от него толк, если человек не живет по месту прописки? К Натке Егор ходил пару раз, натыкался лишь на закрытую дверь и подозрительные взгляды соседей. Спрашивал, где можно найти Наташу, но те только плечами пожимали. Егор даже в детский дом обращался, но и там о Марте ничего не знали. Эх, тогда бы программу «Ищу тебя», может, и нашел бы, но, видно, не судьба. Хотя кто ищет, тот всегда найдет, а он отступился от цели. Выбила его жизнь из колеи. Сначала смертью отца, потом болезнью матери. Болезнь требовала лекарств, врачебного ухода и денег. Так что любовь любовью, а думать пришлось не о романтических поисках, а о хлебе насущном. Егор превратился в трудоголика. Работа помогала. Она спасала, давала забыться и забыть папу, маму, Марту. А потом… Потом он встретил Машу, и прошлое отпустило. Отпустило совсем.

Егор не был лучше или хуже многих других мужчин. Его не беспокоили мысли об убитом Мартой ребенке, и он не принадлежал к числу людей, считающих аборт смертным грехом. Скорее всего, то, что случилось много лет назад, оскорбило его лишь потому, что с ним не посоветовались, приняли решение единолично. Более того, ему даже и сообщать о ребенке не собирались, и тогда ему – юному, трепетному, разделяющему весь мир лишь на хорошее и плохое – этот факт показался чудовищным предательством. Но спустя довольно короткое время он начал понимать, что Марта была так же юна, трепетна и неопытна и, конечно, пошла за советом к той, кто полностью оправдывал ее доверие, к той, которую считала истиной в последней инстанции, к той, которая должна была желать ей только добра, и нет никакой вины Марты в том, что она так горько ошиблась. После того что девушка рассказала ему во время последней встречи, у него не осталось ни малейших сомнений, что и за хлебом его в тот памятный вечер послали специально, и пакет с вложенным в него счетом из больницы вложили отнюдь не случайно. «Что ж, спасибо за все, мадам Черновицкая. И за расставание с Мартой, и за великолепный французский, который я теперь ненавижу, и за испорченные отношения с родителями, которые теперь уже не исправишь».

Да, отношений с родителями не исправишь. А вот с Мартой можно попробовать. Хоть какой-то груз с души снять. Когда он увидел ее фамилию в списках участников, давняя обида захлестнула его с новой силой. Он столько сил потратил в свое время на то, чтобы найти ее, столько напрасных надежд потерял, столько слез пролил и столько молитв прочитал, что чувствовал себя совершенно опустошенным, разбитым и абсолютно ненужным, покинутым ею, вычеркнутым и выкинутым из жизни. Он холил и лелеял свою обиду, не пытаясь задаться вопросом, что заставило Марту поступить так, а не иначе. А теперь… Теперь Егор очнулся. Он снова видел не картины прошлого, а экран телевизора. А с экрана Марта все еще обращалась к нему: «Reste avec moi, crois-moi, c’est vrai. J’en mourrais si tu partais». [7]

Обращалась к нему и жена, которая, оказывается, теперь почти кричала: