Когда осенние печали. Часть 3.

Их отношения казались странными. Они не расставались, но их жизнь нельзя было назвать совместной. Они понимали друг друга с полуслова и почти никогда не ссорились, но была ли это любовь — никто из них не смог бы сказать наверняка.

* * *

…Налив себе в тарелку густой, ярко–красный, с золотистым отливом на поверхности борщ, Михаил открыл навесной шкафчик, где всегда хранился хлеб. Бросив взгляд на полку, удивлённо замер…

…Рядом с батоном, купленным Златой ещё вчера, лежала целая буханка «Бородинского» — верный признак того, что приезжала мать. Александра всегда приносила с собой именно этот хлеб, когда в очередной раз возвращалась домой. К пятидесяти годам она решила заняться своим внешним видом и перешла на овощное меню в сочетании с диетическими сортами хлеба — до очередного запойного периода.

Отсутствие в квартире самой Александры Семёновны Михаилу показалось странным. Если Злата решила уехать вместе с Бертой, значит, мать заявилась с явным намерением остаться…

На часах было уже три пятнадцать ночи, но Михаил всё–таки решил позвонить матери на мобильный. По опыту работы ему приходилось сталкиваться с разными происшествиями, поэтому позднее время не являлось поводом ждать до утра.

— Алло… Миша?.. Алло… — судя по голосу, Александра была уже серьёзно навеселе, но спать вовсе не собиралась.

— Мама, ты где? — Михаил вздохнул с облегчением — хоть и пьяная, но живая. — Ты приезжала ко мне?

— Приезжала… мы с Вадиком поссорились… но потом помирились, и я вернулась… Миша, ты представляешь?! — мать говорила без остановки, заплетающимся языком, — Ты можешь себе представить?!

— Что я должен представить?.. — он уже в который раз за ночь устало потёр глаза. — Мама, ложись спать…

— Я лягу… — Александра на том конце довольно охотно согласилась. — Я лягу, сынок… сейчас мы с Вадиком кофе… выпьем… и ляжем…

— Зачем ты пила? Что опять случилось?..

— Миша, мы совсем чуть–чуть… Мне необходимо было выпить… А Вадик меня поддерживает… Мне сейчас очень трудно, Миша…

— Что случилось?

— Эту гадину… эту гадину!.. — мать неожиданно всхлипнула на том конце, — Показывали по телевизору!.. Миша!.. Эта гадина — дирек–тор!.. Ты только представь… Ди–рек–тор!..

— Какая гадина, мама?.. Какой директор?..

— Гадина!.. Которая разбила мою жизнь… твою жизнь… дедушкину… Ну, Господи!.. — Александра нетерпеливо прицокнула языком. — Анька!.. Анька Свиридова… Ну, Морозова!.. Я включила у тебя телевизор, а там — она!.. Представляешь?! Она — директор лицея!..

— Ну, и что…

— Как это — ну и что?.. Она разбила нашу жизнь!.. Она даже твоему родному отцу разбила жизнь!.. Да–да, Миша… у тебя есть родной отец!..

— Я знаю, мама. В общем, так…

— Ты не знаешь!.. Ты ничего не знаешь!.. Вы все ничего не знаете!.. Вы все меня предали… Все!.. — видимо, во время разговора Александра ещё выпила, и теперь еле шевелила языком. — Меня все предали, Миша!.. И муж… и брат… и мать…

— Бабушку не трогай.

— А зачем они Таньку пр–стили?! Эту гадину–у–у-у… Все они — гадины… Один Вадик меня понимает… — судя по тому, что мать убавила тон, в это время она обращалась к своему сожителю. — Да, Вадик?.. Я ему п-звонила, он ск–зал — Аля, в–звр–щайся… я тебя всегда п-йму…

— Мама, ложись, пожалуйста, спать. Завтра я к тебе заеду.

— Ты её посадишь?.. Мишка… по–сади её… по–са–ди…

…Он так и не понял, о какой передаче говорила мать, но это сейчас было неважно. Удивительным образом, сама того не ведая, Александра попала «в яблочко». Только сегодня он вспоминал о своём родном отце, и воспоминаниям этим была причина.

О том, что на самом деле произошло между его матерью и неким Александром Морозовым, курсантом военного училища, тридцать два года назад, Михаил узнал от своей бабушки. Та долго скрывала подробности этой мимолётной связи, и все эти годы Мишка искренне считал, что Морозов просто бросил его мать. Но несколько лет назад, после того, как от него самого сбежала Даша, Вероника Григорьевна не выдержала…

«Господи… — пожилая женщина уже в который разскорбно прикрыла глаза. — Неужели и это — расплата… Тебе–то за что?!»

«Может, за отца?» — Миша сказал это, лишь бы что–то ответить, он совершенно не ожидал, что при этих словах бабушка отчаянно встрепенётся.

«Да отец–то твой вообще ни в чём не виноват!»

«Как это? Он же маму бросил…»

«Не бросал он, Мишенька… — Вероника Григорьевна медленно покачала головой. — Он и знать о тебе не мог…»

В тот раз бабушка рассказала ему абсолютно всё — и о той роковой встрече его родителей, и о том, как Виталий Мясников устроил дебош в ресторане, и как его «спасла» Александра — ценой обмана, женитьбы и признания его, Миши, своим сыном.

«Почему ты мне раньше этого не рассказывала?» — потрясённый услышанным, Миша не сводил взгляда с жёлтой латунной пуговицы, которую Вероника достала в качестве доказательства.

«Как такое расскажешь, Мишенька?.. Натворили мы с твоей мамой дел… а теперь расхлёбываем… И тебя судьба не пощадила. Прости нас, Миша… Прости, если сможешь…»