Когда он был порочным

— Ах, Франческа, — сказал он с такой бесконечной снисходительностью, что голос его стал ломким, — если бы ты знала, сколько раз я сам говорил это…

Губы ее сами собой поджались и сложились в мрачную гримасу. Ей не нравилось, когда ей напоминали обо всех тех женщинах, которые были у него раньше. Она не желала знать о них, даже вспоминать об их существовании.

— Почему ты не уезжаешь? — снова спросил он, наконец оборачиваясь к ней.

В глазах его горел такой огонь, что она отшатнулась.

— Майкл, я…

— Почему? — требовательно спросил он голосом, в котором клокотала ярость. Лицо его было напряжено, гневные морщины прорезали его, и рука ее сама собой потянулась к дверной ручке.

— Почему ты не уезжаешь, Франческа? — твердил он свое, наступая на нее с хищной грацией тигра. — В Килмартине для тебя нет ничего, кроме этого.

Она даже ахнула, так тяжело легли его руки ей на плечи, и тихий крик вырвался у нее, когда губы его впились в ее рот. Это был гневный поцелуй, грубый поцелуй отчаяния, и все равно ее предательское тело готово было растаять при его прикосновении и позволить ему делать все, что угодно, все его безнравственные фокусы.

Она желала его. Боже всемогущий, даже сейчас она желала его!

И сильно опасалась, что так никогда и не научится говорить ему «нет».

Но он вырвался из ее объятий. Он вырвался. Не она.

— Этого ты хочешь? — спросил он хриплым, прерывающимся голосом. — Этого и больше ничего?

Она не ответила. Даже не шелохнулась, только стояла и смотрела на него безумными глазами.

— Почему ты не уезжаешь? — крикнул он, и она поняла, что он спрашивает ее в последний раз.

Но у нее не было никакого ответа.

Он дал ей несколько секунд. Он ждал, что она заговорит, но молчание между ними росло, как сказочное чудовище, и всякий раз, когда она открывала рот, чтобы заговорить, она не могла издать ни звука и продолжала стоять столбом и трястись, не сводя с него глаз.

Злобно выругавшись, он отвернулся.

— Уезжай, — приказал он. — Сейчас же. Я не желаю, чтобы ты оставалась в доме.

— Что? Как? — Она ушам своим не верила. Неужели он и вправду выставляет ее за порог?

Не глядя на нее, он сказал:

— Если ты не можешь быть со мной, если ты не можешь принадлежать мне полностью, то я хочу, чтобы тебя здесь больше не было.

— Майкл? — Это был всего лишь шепот, и едва слышный.

— Я не могу больше выносить это половинчатое существование, — сказал он так тихо, что она даже подумала, а верно ли расслышала его слова.

И все, что она сумела выговорить, было:

— Почему?

Сначала она подумала, что он не станет отвечать, но он вдруг напрягся всем телом. А затем затрясся.

Рука ее поднялась и закрыла рот. Неужели он плачет? Не может же быть, чтобы он…

Смеялся?

— О Боже, Франческа! — проговорил он, заливаясь хохотом. — Вот это вопрос так вопрос! Почему? Почему? Почему? — Каждый раз он произносил это слово с новой интонацией, словно примеривал его к разным ситуациям или же адресовал разным людям. — Почему? — повторил он снова, но на сей раз в полный голос и обратившись лицом к ней. — Почему? Да потому, что я люблю тебя, будь я проклят! Потому, что я всегда любил тебя. Потому, что я любил тебя, когда ты была еще с Джоном, я любил тебя, когда я был в Индии, и хотя, видит Бог, я не стою тебя, я всегда любил тебя.

Франческа вся обмякла и прислонилась к двери.

— Ну, как тебе эта милая шутка? — насмешливо сказал он. — Я люблю тебя. Я люблю тебя, жену моего двоюродного брата. Я люблю тебя. Единственную женщину, которой никогда не смогу обладать. Я люблю тебя, Франческа Бриджертон Стерлинг, женщину, которая…

— Замолчи. — Она едва не задыхалась.

— Замолчать? Теперь? Когда я наконец заговорил об этом? Нет, не думаю, что мне стоит теперь замолчать, — сказал он величественно и даже рукой взмахнул, как заправский оратор. Он наклонился к ней близко-близко, так что ей стало даже неловко, и добавил: — А ты уже успела испугаться?

—Майкл…

— Потому что я только начал, — не дал он ей договорить. — Хочешь знать, о чем я думал, когда ты выходила замуж за Джона?

— Нет! — воскликнула она и отчаянно затрясла головой. Он открыл было рот, намереваясь продолжить свою речь, и в глазах его сверкало страстное презрение, но тут что-то произошло. Что-то изменилось. Это было видно по его глазам. Глаза были полны гнева, так пылали — и вдруг все это просто…

Прекратилось.

Глаза стали холодными. Усталыми.

Затем он и вовсе прикрыл их. Казалось, что он в полном изнеможении.

— Уезжай, — сказал он. — Прямо сейчас. Она шепотом произнесла его имя.

— Уезжай, — повторил он, не обращая внимания на ее умоляющий тон. — Если ты не можешь быть моей, то я больше не хочу тебя.

—Ноя…

Он подошел к окну, тяжело оперся о подоконник.

— Если наши отношения должны окончиться, то именно тебе придется поставить точку. Тебе придется уйти, Франческа. Потому что теперь… после всего… у меня просто недостанет сил сказать тебе «прощай».

Несколько секунд она стояла неподвижно, а потом, когда напряжение возросло до такой степени, что ей стало уже казаться, что она вот-вот не выдержит и сломается, ноги ее вдруг обрели способность двигаться, и она выбежала из комнаты.