Когда Ницше плакал

Брейер планировал вернуться к «дурным ночным мыслям», мучающим Ницше, но сейчас заметил еще более перспективное направление исследования, которое просто не могло не привести его к фройлен Саломе.

«Профессор Ницше, мне показалось, что вы, описывая типичный день вашей жизни, слишком мало говорили о других людях. Простите, что я так расспрашиваю вас, — я знаю, это не совсем те вопросы, которые обычно задает врач, но я придерживаюсь веры в целостность организма. Я думаю, что хорошее физическое самочувствие неотделимо от благополучия психологического».

Ницше вспыхнул. Он достал маленький черепаховый гребешок для усов и какое-то время сидел молча, приводя в порядок свои густые усы. Затем, решившись, он выпрямился, прочистил горло и твердо сказал:

«Вы не первый терапевт, кто обратил на это внимание. Полагаю, вы говорите о сексе. Доктор Ланзони, итальянский консультант, у которого я наблюдался несколько месяцев назад, предположил, что мое состояние усугубляется уединенностью и воздержанием, и порекомендовал мне вести регулярную половую жизнь. Я последовал его совету и закрутил роман с молодой крестьянкой в деревеньке рядом с Рапалло. Но по истечении трех недель я разве что не умирал от головной боли — еще чуть-чуть такого итальянского лекарства — и пациент скончался бы на месте!»

«Почему этот совет оказался настолько вреден для вас?»

«Вспышка животного наслаждения — а затем часы отвращения к себе, очищения себя от протоплазменного запаха течки… По-моему, не самый лучший способ достижения — как вы сказали? — „целостности организма“.

«Полностью с вами согласен, — поспешно вставил Брейер. — Но вы же не собираетесь отрицать, что все мы живем в обществе и это исторически помогало человеку выжить и дарило удовольствие, кроющееся в человеческих отношениях?»

«Может, не каждому приходятся по вкусу эти стадные удовольствия, — покачал головой Ницше. — Трижды я тянулся к людям и пытался перекинуть мостик от себя к ним. И трижды я был предан».

Наконец-то! Брейер едва мог сдержать восторг. Вне всякого сомнения, одним из трех предательств в жизни Ницше была Лу Саломе. Может быть, вторым был Поль Рэ. Кто же был третьим? Наконец, наконец Ницше распахнул перед ним желанную дверь. Теперь был открыт путь для обсуждения предательства и отчаяния, им вызываемого.

Голос Брейера стал истинным воплощением сочувствия: «Три попытки — три ужасных предательства, а за ними — побег в мучительное одиночество. Вы страдали, и, вполне возможно, именно страдания повинны в вашей болезни. Не согласитесь ли вы довериться мне, рассказать больше об этих предательствах».

И снова Ницше покачал головой. Казалось, он снова замкнулся в себе.

«Доктор Брейер, я уже рассказал вам очень многое о себе. Сегодня я говорил о таких интимных подробностях моей жизни, о которых не говорил ни с кем уже очень давно. Но поверьте и вы мне: моя болезнь началась задолго до этих разочарований. Вспомните историю моей семьи: отец умер от болезни мозга, возможно, это наше семейное заболевание. Вспомните, что головные боли и проблемы со здоровьем не давали мне покоя со школьных лет, задолго до этих разочарований. Еще я с уверенностью могу сказать, что те недолгие моменты близкой дружбы ничуть не улучшали мое состояние. Нет, это не потому, что я был слишком недоверчив: моя ошибка состояла в том, что я слишком доверял людям. И я не готов, не могу позволить себе довериться кому-либо снова».

Брейер был ошеломлен. Как мог он так просчитаться? Какое-то мгновение назад Ницше был готов, он стремился довериться ему. А теперь он так задет! Что могло произойти? Он попытался вспомнить, как разворачивались события. Ницше упомянул попытки перекинуть мостик к другому человеку, которые заканчивались предательством. Здесь Брейер протянул ему руку сочувствия, а затем — мостик !— это слово что-то напомнило. Книги Ницше! Да, он был почти уверен, что там был момент, связанный с этим мостиком. А вдруг завоевать доверие Ницше можно было именно при помощи его книг? Брейер также смутно вспоминал встреченные в одной из них доказательства необходимости психологического самонаблюдения. Он решил повнимательнее прочитать эти две книги перед следующей встречей с пациентом: возможно, он сможет воздействовать на него его же аргументами.

Но как же он собирается воспользоваться аргументами, которые он сможет найти в книгах Ницше? Как он будет объяснять автору, как ему вообще удалось их достать? Ни в одном из трех книжных магазинов Вены, где он спрашивал эти книги, никто даже не слышал о таком авторе. Брейер терпеть не мог двуличность и на какое-то мгновенье серьезно задумался о том, чтобы рассказать Ницше все как есть: о визите к нему Лу Саломе, о том, что он осведомлен об отчаянии Ницше, об обещании, которое он дал фройлен Саломе, о том, что она подарила ему книги Ницше.