Когда Ницше плакал

«Йозеф, продолжайте, прошу вас. Не прекращайте представлять себе улыбку! Вы все еще видите ее?» Брейер закрыл глаза и кивнул. «Что она говорит вам?»

«Она говорит: „Ты восхитителен. Все, что бы ты ни делал, — превосходно. О, дорогой, ты запутался, но так бывает со всеми мальчиками“. Теперь я вижу, как она поворачивается к другим женщинам вокруг нее и говорит: „Разве это не чудо? Разве он не прелесть? Я обниму и утешу его“».

«Вы можете еще что-нибудь рассказать об этой улыбке?»

«Она говорит, что я могу играть в любые игры, какие только захочу. Я могу попасть в неприятности, но, несмотря ни на что, она будет продолжать восхищаться мной, я останусь столь же обожаемым».

«Имеет ли эта улыбка личную историю для вас, Йозеф?»

«Что вы имеете в виду?»

«Обратитесь в прошлое. Содержит ли ваша память такую улыбку?»

Брейер покачал головой: «Нет, ничего не припоминаю».

«Вы слишком поспешно ответили, — настаивал Ницше. — Вы уже качали головой, а я еще даже не закончил задавать вопрос. Ищите! Просто держите эту улыбку перед своим мысленным взором и наблюдайте, что получится».

Брейер закрыл глаза и уставился на разворачивающийся свиток своей памяти: «Я видел, как Матильда так улыбалась нашему сыну, Йохану. Еще, когда мне было десять-одиннадцать лет, я был влюблен в девочку по имени Мэри Гомперц, — она улыбалась мне так! Именно так! Я был так несчастен, когда ее семья переехала. Я не видел ее тридцать лет, но продолжаю мечтать о Мэри».

«Кто еще? Вы не помните улыбку своей матери?»

«Разве я не говорил вам? Моя мать умерла, когда мне было три года. Ей было всего двадцать восемь, она умерла, рожая моего младшего брата. Мне говорили, что она была красива, но я не помню ее, вообще ничего не помню».

«А ваша жена? Может ли Матильда улыбаться этой волшебной улыбкой?»

«Нет. В этом я совершенно уверен. Матильда красива, но ее улыбка не имеет власти надо мной. Я знаю, как глупо думать о том, что десятилетняя Мэри обладает силой, а моя жена нет. Но именно так я чувствую это. В нашем союзе я имею власть над ней, а она нуждается в моей защите. Нет, в Матильде нет этого волшебства. Не знаю почему».

«Для волшебства нужны темнота и ореол тайны, — отозвался Ницше. — Может, ее тайна исчезла под воздействием четырнадцати лет близости, совместной жизни. Может, вы слишком хорошо ее знаете? Может, вы не можете поверить в то, что обладаете такой красивой женщиной?»

«Я начинаю думать, что красота — неверное слово. В Матильде присутствуют все компоненты красоты. В ней есть эстетика, а не сила красоты. Может быть, вы правы — это мне слишком хорошо знакомо. Слишком часто я вижу плоть и кровь под кожей. Еще один фактор: в этом случае нет соревнования — в жизни Матильды никогда не было другого мужчины. Этот брак устроили наши семьи».

«Вы путаете меня, Йозеф: сейчас вы говорите, что вам понравился бы элемент соревнования, но еще несколько дней назад признавались, что боитесь этого».

«Я и хочу, и не хочу соревноваться. Вспомните, вы сами сказали, что мне не надо пытаться говорить умные вещи. Я просто озвучиваю приходящие в мою голову мысли, слова. Дайте подумать — надо собраться с мыслями… Да, красивая женщина привлекает больше, если она желанна и другим мужчинам. Но такая женщина слишком опасна: я сгорю рядом с ней. Наверное, Берта — та самая золотая середина — она еще не полностью сформировалась! Ее красота в зародыше, она еще не расцвела в полную силу».

«То есть, — уточнил Ницше, — она не так опасна потому, что за нее не борются другие мужчины?»

«Не совсем так. Она безопаснее, потому что я знаю потаенные ходы. Любой мужчина может захотеть ее, но я с легкостью расправлюсь с конкурентами. Она полностью зависит от меня — или зависела. Она могла неделями отказываться от еды, если только я не кормил ее с ложечки.

Разумеется, как терапевт, я сожалел о регрессии моего пациента. Цок-цок-цок, щелкал я языком. Цок-цок, какая жалость! Я высказывал профессиональное участие ее семье, но втайне ото всех, как мужчина, — и я никогда не говорил об этом никому до вас — я праздновал победу. Когда она сказала, что мечтает обо мне, я пришел в безумный восторг. Какое достижение — войти в тайные покои, посетить которые не заслужил еще ни один мужчина! А картины снов не умирают, так что там я мог бы прожить вечно!»

«То есть, Йозеф, вы выиграли состязание, в котором вам даже не пришлось бороться за выигрыш!»

«Да, вот и еще одно значение Берты: безопасное соревнование, гарантированная победа. Но красивая женщина, не дающая этой безопасности, — это нечто иное». — Брейер замолчал.

«Продолжайте, Йозеф. О чем вы сейчас думаете?»