Когда-нибудь потом (ЛП)

Он двигался в сторону фиолетовой линии, и страх скользнул вниз по моей спине, увеличивая собственное беспокойство Ала.

— Ал! — закричала я, на ходу протягивая руку.

Ал остановился, повернулся и в последний раз взглянул на меня.

— Держи меня, — я видела, что он говорил, но слышала это эхом в моих мыслях. — Не отпускай.

А потом, он шагнул в фиолетовую линию.

Я ахнула… это чувствовалось, как будто ледоруб пробил мой череп из правого верхнего угла в левый нижний. Я закричала, упав на колени. Боль Ала. Это была боль Ала, и я барахталась, заставляя глаза оставаться открытыми. Я не могла видеть его, и я задыхалась, почти теряя его в моих мыслях. Заставляя желчь опуститься вниз, я закрыла глаза и стала искать его моим разумом. Я плавала в черном облаке кислоты, не в силах открыть глаза, я раскинула руки, горя, когда я последовала по растущим следам агонии, словно за мыльными пузырями, чтобы найти его.

— Есть! — ахнула я, и я окутала его своей душой.

Я бросилась назад с ним, крича, потому что чувствовала, как мои мысли рвались. Я ударилась спиной о разбросанные пучки травы, и я уставилась в идеальное голубое небо. Боль ушла. Ала со мной не было.

— Ал! — я встала на ноги, понимая, что произошло. Я попыталась втянуть его в реальность, когда солнце еще было в небе. Он не смог пройти. Я не могла больше почувствовать его, в панике я бросилась обратно в линию, готовая оказаться в безвременье в диком одиночестве.

Линия жгла, скребла по мне, как наждачная бумага. Даже через второе зрение я не могла увидеть Ала, и я подумала, а что если его втянула та фиолетовая линия. А что если я физически пойду за ним, и мы оба пропадем. Я должна была оставаться на месте. Но, возможно, с кольцами… Возможно, я могла бы найти его, возможно, мой разум мог бы привести его тело и душу обратно?

Я бросила долгий взгляд на изломанный, сверкающий красным мир демонов, переделанный в… ад, собственного изготовления, предназначенный, чтобы поймать эльфов в ловушку и убить их, но в место этого демоны прокляли сами себя. Затем, упав на колени, я закрыла глаза и послала мой разум в линию, давая ему ворваться в пурпурно-черное ничто.

Мое дыхание стало болезненным хныканьем, и я упала на сухую землю, мои руки сжимали куски камней, а щеки вдавливались в грязь. Мой разум сжался в тонкую линию, мои мысли свелись к бесцветному состоянию. Сердце билось, и это вредило мне еще больше.

— Ал! — подумала я, и боль удвоилась, когда я нашла его, думая изо всех сил, отчаянно пытаясь снять сокрушительное давление. Искры были в моих пальцах рук и ног. Я задыхалась. Если я скоро не вытащу нас отсюда, то я забуду, как дышать, и мы бы оба умрем.

Моя кожа и мысли были в огне, я подумала, что могла бы построить вокруг эха эмоций, которые остались от Ала. В одно из последних, мучительных сжатий, я отправила нас домой, туда, где мое тело дергалось в конвульсиях на красной пыли. Суровый ветер безвременья ударил меня, как отвесил пощечину. Тяжелый вес Ала врезался в меня, и мы оба закричали, когда он соскользнул на землю. Острые осколки камней впились мой бок, и я услышала, как он пытался дышать сквозь рыдания, сотрясавшие его тело. Я попыталась пошевелиться, мой крик боли вышел как хныканье. Мои мысли все еще горели, и я, наконец, открыла глаза.

Мы были в безвременье, лей-линия жужжала выше нас, по-прежнему без изменений, по-прежнему держа ядро фиолетового ничего. Рядом со мной, Ал криво лежал, его зеленый бархатный кафтан обуглился, имитируя состояние его разума и ауры. Измученная болью, я смогла сесть, слезы текли по лицу, когда я пыталась проморгаться. Моя одежда была нетронутой, и я подумала, насколько эта боль была моей и насколько Ала.

Тело Ала менялось, когда он неровно дышал, и я прикоснулась к нему, сжав руку, кольцо поблескивало ярким, серебристо-белым в красном воздухе. Оно больше не было черным, тусклость сгорела.

— Ал? — прохрипела я. Солнце ранило, но я не могла добраться до зонтика, раскачивающегося на ветру, который рыскал по моим костям.

— Я думал, ты… бросила… меня.

Я едва могла расслышать его, и я оперлась на его плечо, чтобы подобраться поближе. Он задохнулся от добавленного веса, и боль в голове удвоилась.

— Я не могла вытащить тебя наружу, в реальность, — объяснила я. — Я должна была переместиться в безвременье, чтобы сделать это.

— Я вышел? — сказал он, и челюсти его сжались, когда он открыл глаза. Он где-то потерял свои очки, и его глаза были черными, как у Тритон. Он закрыл глаза от моего страха.

— Мы вышли, — сказала я, все еще тяжело дыша из-за боли. Мы вышли, но я не думаю, что это имело значение.

— Сейчас я отправлю нас домой, — сказал он, и затем мы оба вскрикнул от боли, когда он попытался перескочить в линию. Огонь сжег дотла и наши синаптические линии, и я упала на спину, кряхтя, когда я заставляла свои легкие продолжать работу.

Если я дышу, значит, я живу, верно? Как это может быть настолько больно? Я была в огне. Мы заживо горели изнутри.