Когда-нибудь я ее убью

— О чем с тобой говорить, убогий, что ты можешь? Только уродов клепать, сколько их у тебя всего — две штуки, три, четыре? Или один, ошибка природы? И кто ты после этого?

Чурсина аж перекосило, улыбочка самоликвидировалась, рожа пошла складками, губы дрогнули, за ними показались белоснежные (надо думать, керамические, неприлично дорогие) клыки, и Егору показалось, что Лерик сейчас залает. Но нет, сдержался, так и стоял со сползшей набок физиономией, его псы напряглись, «сканировали» Егора взглядом и ждали отмашки. Чурсин непроизвольно подался назад, подобрался, как перед прыжком, Егор отклеился от теплой батареи, вынул руки из карманов и едва успел перехватить метнувшуюся к нему Ритку.

— Сволочь! — орала она так, что закладывало уши, — скотина, мразь! Сам ты урод, даун и урод! Скотина!

Ритка билась в руках, как бешеная лиса, плевалась, шипела, хлестала волосами по лицу, Егор едва мог удержать ее. Справился кое-как, перехватил за локти, развернул и толкнул навстречу подавшемуся из-за стола Игорю. Ритка налетела на него с размаха, впечатала в стол так, что муженек плюхнулся на столешницу и попытался обнять благоверную:

— Тихо, тихо, не слушай его, — бормотал Игорь, прижимая Ритку к себе, — он врет, он все врет, у нас все будет хорошо…

Возможно, именно так он и думал, причем искренне, от всей души и сердца, и пытался убедить в этом Ритку, но у той было на этот счет свое мнение.

— Да пошел ты! — проорала она мужу в лицо, — катись со своим «хорошо» знаешь куда? Ты сам… что ты можешь, импотент поганый! Я все знаю, все, Лариска поэтому от тебя и сбежала, ты даже ребенка ей сделать не мог, так что молчи, придурок! Слава богу, что хоть один нормальный мужик в этом городе остался!

С размаху залепила муженьку пощечину, да так, что у того голова чуть не оторвалась, добавила, согласно канонам, по второй щеке, развернулась на каблуках и кинулась под защиту лучшего мужика на свете, походя толкнула Вику в плечо, та встрепенулась и недоуменно посмотрела на нее, потом на Егора. Чурсин справился с собой, снова «надел» презрительную ухмылочку и в своей манере, врастяжечку, не торопясь проговорил:

— Я тебе говорил — не лезь? Предупреждал тебя? Предупреждал, а ты не послушал. Так что, друг, не обессудь, ты тут явно лишний, на что рассчитывал — не пойму…

Он говорил что-то еще, но Егор не вникал, «держал» слишком уж спокойного Чурсина краем глаза и не мог понять, что происходит, — в кабинете отчетливо запахло паленым. Принюхался, покосился вбок, едва не заработав косоглазие, и повернул-таки голову, упустив Лерика на мгновение из виду. Игорь, красный в белую крапинку, как шляпка перезревшего мухомора, сидел в кресле и медитировал, глядя на огонь в пепельнице. Язычок пламени поднимался довольно высоко, в огне корчилась бумага, и на нетронутом пока пламенем листе Егор разглядел ровные строчки печатного текста и «шапку» психбольницы с адресом, телефонами и прочей обязательной ерундой. Опозоренный супружницей главврач перехватил взгляд Егора, поправил край бумаги карандашом, прижал аккуратно, чтоб горело ясно, и повернул голову так резко, точно напуганный суслик у норки. Вздрогнул, шарахнулся к стене, Егор обернулся и сам едва успел отскочить вбок — Чурсин спустил своих псов с поводка. Жестом, видимо, команду подал, но никак не голосом, а те, превосходно выдрессированные, молча же ломанулись к цели.

«Блистательна, полувоздушна, смычку волшебному послушна» — выползло из залежей памяти самое смешное, глупое и неуместное, что личный архив зачем-то хранил. Видеоряд с озвучкой ну никак не вязался, более того — вошел в полный и категорический диссонанс: «шестерки» Лерика перли навстречу с грацией кабанов, ломились по узкому проходу между диваном и столом, грохотали мебелью, роняли ее, спотыкались и ломились напролом. Егор одним прыжком сместился в сторону, оказался в углу, выдрал из-за ремня пистолет и выстрелил перед собой не целясь. И выстрела не услышал, хоть и дернулся браунинг в руках от неслабой отдачи, хоть и повело ствол вверх и влево, отлетели и упали на пол две гильзы, обзор ненадолго заволокло сизое облачко, и пороховая гарь перебила запах горелой бумаги. Риткин визг почти заглушил выстрел, хорошо, что воздуха ей не хватило, и она тяжело дышала, вытаращив глаза. Взвизгнула еще разок, увидев, как заваливается навзничь шустрый, нарвавшийся на пулю ясноглазый юноша, как дергается на полу, пытаясь отползти куда подальше, и как по светлому ламинату тянется за ним бурая жирная полоса.