Когда наступит вчера

– О том тебе, одинец, должно быть лучше ведомо. Почто б следознавцу иначе хлеб есть? А только я так скажу. Хоть вы с дружком своим и хитро удумали насчет Барсиада, средь народа укрывшегося, а только несусветица всё это. – Он налил еще по чарке. – Я своими очами видел: во всех домах, как и в моем, окна в спальне, точно рукавичка, вывернуты. И ведь не одни только ферязи[30] пропали! Кто с женой, кто с любовницей, кто с полюбовником! Что за диво приключилось – не ведаю, но кого где искать – это лихо безликое точнехонько знало. Даже у Юшки во дворце всё вверх дном перелопатило.

– Ну, отчего ж не побуянить, если известно, что хозяев в доме нет и не ожидается?! – пожал плечами я. – Хотя само по себе занятно.

– Вот и занимайся, коли занятно. Мне точнехонько доказать надо, что королевская погибель – Юшкин злой умысел. Без того на троне сидеть, что на угольях плясать. Сбоку глянуть весело, а самому – жарко.

– Всё это так, – согласился я. – Только по закону, пока не доказана гибель короля, вы не можете занять трон, а стало быть, и экспедицию на остров Алатырь снарядить тоже не сумеете.

– И о том, выходит, ты знаешь? – Ян Кукуевич недобро блеснул глазами. – Не иначе, как Фуцик наболтал. Вот же, язык ужиный! Ну, да сумею я – не сумею, дело не твое. А закон… Что ты под сим мыслишь, прямо скажем, мне невдомек.

Должно быть, выпитое уже и на мне сказывалось, поскольку, неожиданно для самого себя, я гордо выпрямил спину и заговорил менторским тоном:

– Закон есть основа цивилизации и залог процветания человеческого общества. И потому наилучший закон должен быть таков, чтобы его сложно было нарушить!

– Э-э-эх! Да ты закусывай, закусывай, одинец, вона как тебя разобрало! – Подобревший криминальный авторитет сочувственно покачал головой. – Говорили мне умные люди – не доведет книжная премудрость до добра! Учишь тебя, учишь, а толку чуть! Глупее глупого словеса городишь! Закон есть тот же страх, только имя покрасивше! А стало быть, его прописывать должно, чтоб всяк хоть шагом, хоть чихом его, да нарушил.

– Это еще зачем? – недоуменно уточнил я, прикладываясь к свиной ножке.

– А затем, дурья твоя башка, что ежели всякий за собой провину знать будет, то лишний раз, пожалуй, не дыхнет. Ведь чуть что не так – сразу: а как же это ты, мил-человек, государев закон нарушил?! Пожалуйте спину под батоги ставить! Здесь-то покой и благорастворение воздухов в стране и начинается. Когда ты в своем королевском величии над животом и смертью распоследнейшего батрака в своих землях властен, так отчего же людишкам, в страхе пребываючи, тебя не любить?! Ведь ты ж король, от Бога поставленный, по закону мог бы их смертью карать, а из милости своей виновных да страхом уязвленных, жизнью и волей жалуешь.

– Хорошие советы вы, должно быть, королю давали! – дослушав поучения, с натугой выговорил я.

– Государь до последних часов не жаловался. – Ян Кукуевич оскалил в ухмылке хищные зубы. – Но не о том речь. Желаю я, чтоб ты мне Юшку с корешами его захребетными разложил передо мной на столе, как вот эту дичь. – Он ткнул пальцем в блюдо и замер, точно не веря своим глазам. – Тут вроде бы как початая куропатка лежала?

– Было дело, – подтвердил я.

Ян Кукуевич уставился на объедки, пытаясь в уме собрать из разбросанных косточек остов несчастной пернатой твари. Точь-в-точь ученый палеонтолог, обнаруживший в отвале скелет динозавра.

– Одна, – мысленно доведя процесс до конца, подытожил опешивший разбойник. – А где вторая? – Он для полной уверенности заглянул под стол, вероятно, судорожно пытаясь вспомнить, не сбросил ли ненароком птицу, демонстрируя мне руками суть законотворчества. Куропатки с отломанным крылышком под столом не было. Глаза Яна Кукуевича начали медленно округляться, лицо багроветь, и он, хватая воздух ртом, едва выдавил, запинаясь:

– Не понял!!!

В какой-то миг мне показалось, что сейчас разбойничьего атамана хватит удар, и при всём том, что теоретически я ничего не имел против, доказывать возмущенной банде, что не я отравил отца-командира, было делом начисто нереальным.

Мой собеседник всё никак не мог прийти в себя, и я уже бросился ему наливать очередную чарку самогона, когда на пороге возник давешний стражник с лицом еще более, казалось, ошеломленным, чем у королевского наушника.

– Беда, хозяин! Злыдни лихие у коней уздечки покрали!

– Кто-о-о?! – надсадно прохрипел Ян Кукуевич.

– Не ведаю. – В голосе верного сторожевого пса слышалась нескрываемая мольба о пощаде. – Токмо по всему замку рогачи нарисованы.

– Убью!

– Вон, вон, и у вас на столе! Вон сбоку!!!

Мы с Кукуевым сыном, не сговариваясь, бросились смотреть туда, куда указывал ошеломленный страж, и едва не столкнулись лбами. На одной из золоченых ножек стола, точно уродливое родимое пятно, багровела эмблема красных демонят. Вой, вырвавшийся из утробы многоопытного душегуба, был ужаснее звериного рыка, и мы со стражником невольно попятились, не желая попасть ему под руку. Но, издав этот неподдающийся описанию звук, Ян Кукуевич всё же овладел собой.

– Где рыжий?