Когда мы встретимся

Джимми мотнул головой:

— Есть вещи, которые у людей в крови. Кровь — это такое дело, ее никакие деньги не изменят.

— Что значит «кровь»? — Аннемари вскинула голову и уперла руки в боки. — Это вы в каком смысле?

Джимми указал своим толстым пальцем прямо на меня:

— В смысле, как вот она говорит: швейцарская мисс. Одно слово — шоколадка.

— Чего? — Колин растерянно переводил взгляд с меня на Джимми и обратно. Я медленно начинала догадываться, к чему он клонит. Аннемари соображала гораздо быстрее.

— Вы… вы свинья, — выпалила она. — Свинья расистская!

Никогда раньше я не видела, как Аннемари злится. Она и сама испугалась, и было видно, что вот-вот заплачет.

Джимми пожал плечами:

— Как знаешь. Дело твое. Только чтоб этой воровкой тут больше не пахло. Да и тебя сюда никто не звал.

— А я и не приду! — Аннемари вылетела на улицу и хлопнула дверью.

— Я ее совсем не потому назвала швейцарской мисс! — сказала я.

Джимми снова пожал плечами, и я бросилась за Аннемари, тоже хлопнув дверью. Колин побежал за мной.

Мы догнали ее на середине улицы. Она быстро шагала, глотая слезы, задыхаясь от ярости:

— Этот. Мерзкий. Жирный. Урод. Свинья. Ненавижу. Его.

Колин растерялся.

— Я вообще не понял, что случилось-то?

Аннемари рывком обернулась к нам:

— Он считает, что это Джулия взяла его копилку. Потому что Джулия черная.

— Да ну? — сказал Колин. — Он рехнулся.

Аннемари посмотрела мне в глаза:

— Значит, вот как ты ее называешь? Швейцарская мисс?

— Да нет же! Я это всего один раз сказала, но я не имела в виду… я совсем не потому! Я потому, что она вечно говорит про Швейцарию, про шоколад, про эти свои часы…

— Серьезно? — удивился Колин. — Никогда не слышал, чтобы она говорила про Швейцарию.

— Если кому-то и нужны деньги, — холодно сказала мне Аннемари, — то тебе, а не Джулии!

— Ты в своем уме? Я не брала эти чертовы деньги!

— Ладно, забудь. Мне нужно побыть одной. — И она зашагала в сторону школы.

Колин поглядел ей вслед, приподняв брови, потом повернулся ко мне и показал скрученный в трубочку доллар:

— Как насчет пиццы?

И мы пошли в пиццерию. Но только нам там было совсем невесело. И на обратном пути в школу я подумала, что, может, вовсе и не нравлюсь Колину. Может, ему просто нравится пицца.

— Скажи мне одну вещь, — попросила я, перед тем как мы вошли в класс. — Помнишь, когда не хватило двух булочек… Это ты их взял?

— Ну да, — он неуверенно улыбнулся. — Я подумал, что это будет… Эй, погоди! Но копилку я не трогал! — Он посмотрел на меня из-под челки этим своим жалобно-щенячьим взглядом.

— Знаю, — быстро сказала я. — Я знаю, что ты не стал бы.

— Булочки — это было просто для смеха, — объяснил он. — А копилка — это уже, знаешь, воровство.

— Да.

В тот день мне так больше и не удалось поговорить с Аннемари. После самостоятельного чтения она пошла на рисование и музыку, а я — на физику и физкультуру. А потом к нам в класс пришли первоклашки и исполнили песню про Рудольфа, оленя с ярко-красным носом из упряжки Санты.

А потом начались рождественские каникулы.

Рождественские каникулы

Три дня подряд небо напоминало нестираную белую простыню. Я думала позвонить Аннемари, но не позвонила. Думала позвонить Колину, но не позвонила. Насчет Сэла я оказалась права — он каждый день играл в баскетбол, и иногда за окном слышались голоса других мальчишек, тоже из нашей школы. На третий день я очень тихо приоткрыла окно гостиной и немного понаблюдала, как они носятся туда-сюда по аллее в своих вязаных шапках и изо рта у них вырываются облачка пара.

Потом я села на тахту, закрыла глаза и представила себе Землю миллионы лет назад, как она летит в космосе среди каких-то безумных облаков газа, а на ней извергаются вулканы, континенты сталкиваются друг с другом, разъезжаются в разные стороны и все такое. И вот зарождается жизнь. Она начинается в воде, там появляются крошечные, микроскопические существа, потом некоторые из них увеличиваются, и в один прекрасный день что-то живое выкарабкивается из воды на сушу. Появляются всякие животные. Потом люди. Они все похожи друг на друга. Слегка различаются цветом кожи и чертами лица, но в общем и целом все одинаковы. Они строят себе жилища, добывают пропитание, пробуют делать что-то новое. Потом начинают говорить, потом писать.

Дальше — ускоренная перемотка вперед. Земля по-прежнему вращается вокруг Солнца. Человечество заселило всю планету, носится по ней на машинах, летает на самолетах. И в один прекрасный день один человек говорит другому человеку, что не хочет больше ходить в школу и из школы вместе.

— И что, неужели это важно? — спросила я себя.

Оказалось, важно.

Я попробовала еще раз. Представила себе Землю, голубую и зеленую, парящую в космосе со всей живностью, с лесами, пустынями, городами. Поместила в фокус Северную Америку, потом Соединенные Штаты, потом Восточное побережье, потом город Нью-Йорк. Вот наша школа, вот к ней со всех сторон спешат ученики. У одной девочки зеленые замшевые ботиночки. У другой кредит в магазине Голда. У третьей ключ на шее.

— И что, неужели это важно? — спросила я себя.

Оказалось, важно.