Когда мы встретились (ЛП)

— Я… не знаю, чего хочу, — признается Бэррон. — Я даже не знаю, как осмыслить последний час, но точно знаю, что, если ты от них уйдешь, это их раздавит. Так что не уходи. Останься. А потом после Рождества мы все обсудим.

По моим щекам катятся слезы. Его броня ослабевает, и он подходит ближе. Обдумав свои слова, Бэррон качает головой.

— Не плачь.

Бэррон шепчет эти слова, как будто мысль о том, что я плачу, причиняет ему боль.

— Я чувствую себя гребаной задницей, — всхлипываю я в ладони.

— Ты вроде как ей и являешься, — фыркает Бэррон, но потом смеется.

Я опускаю руки и смотрю на него.

— Ты только что назвал меня задницей?

— Да, — Бэррон подносит к моим губам бутылку. — Это поможет.

Я беру бутылку, делаю несколько глотков, а потом смотрю на него. Он прав. Это действительно поможет.

— Ты уверен, что хочешь, чтобы я осталась? Я могу уехать. Я пойму, если ты больше никогда не захочешь меня видеть.

Бэррон прикасается ко мне, его рука скользит по моей щеке.

— Знаешь, что больше всего взбесило меня в ее появлении?

Мне до смерти хочется узнать, о чем они говорили, но я решаю, что это их дело. Я также не могу игнорировать защитную позицию, которую он занял, когда девочки находились рядом с Тарой. Бэррон буквально загораживал их собой.

— То, что она увиделась с девочками?

— Да, — кивает он, проведя рукой по волосам. — Но Тара вела себя так, будто ты недостаточно хороша.

Мои губы дрожат, потому что впервые в жизни кто-то увидел меня настоящую. Девушку, которая всегда рада повеселиться, которая живет на вечеринке и легко смеется над собой, потому, что по-другому нельзя. Я не хочу никого обременять своей печалью, скрытой глубоко внутри. Я прячусь за юмором, потому что где-то на этом пути мне постоянно твердили: «Кейси, ты недостаточно хороша. Недостаточно худая. У тебя не идеальные губы. Слишком тонкие волосы. Слишком пышные формы. Кривые зубы.» Все то, за что меня критиковала мама. Мне хотелось, чтобы мой голос был громче, чем у нее.

У меня перехватывает дыхание, когда он на меня смотрит. Ждет. Мой пульс учащается, на щеках появляется румянец, и я инстинктивно смотрю вниз, не в силах выдержать его взгляд. Бэррон знаком со мной, в лучшем случае, около месяца, но знает обо мне больше, чем члены моей семьи.

Бэррон приподнимает мой подбородок, и у меня внутри зарождается нехорошее чувство.

— Ты достаточно хороша, — уверяет меня он. — Любой, кто этого не видит, — чертов идиот.

Прежде чем я успеваю осмыслить его слова, его губы прижимаются к моим. Один раз.

— Прости, — спешу снова сказать я, потому что считаю это необходимым, но не отстраняюсь от него. Я жажду подтверждений. Все еще. Всегда.

Бэррон обхватывает руками мое лицо и качает головой.

— Больше не говори это.

В его тоне все еще есть намек на гнев, и я не знаю точно, из-за меня или из-за Тары, но независимо от этого, я оставляю свои извинения при себе.

Бэррон опускает руки, и я чувствую, как с него спадает напряжение. Мне хочется его утешить, потому что тут, черт возьми, только что ни с того ни с сего объявилась его жена, и я знаю, что ему приходится нелегко. Не только из-за того, что происходит между нами.

— Чего она хотела?

— Чтобы я подписал бумаги о разводе.

— Почему ты их до сих пор не подписал?

Бэррон тяжело вздыхает, и это не вздох облегчения.

— Потому что она хотела совместной опеки над девочками, а я ни за что на свете не позволю этой дряни иметь хоть какое-то отношение к моим детям, — он делает еще один вдох. — Ты о них знала?

— Я знала, но только потому, что она сказала мне, что у нее есть дети от парня из Техаса. Примерно через год она попросила меня отправить тебе документы о разводе. Она заставила меня подписать соглашение о неразглашении того, что у нее есть дети.

Встретившись взглядом с Бэрроном, я понимаю, что сделало с ним появление Тары. Прищуренные глаза, учащенное дыхание и чертовски горячий взгляд. Бэррон в бешенстве еще сексуальнее, чем, когда сказал это свое чертово «мэ-эм».

Он вдруг снова обхватывает ладонями мое лицо, неистово блуждая по нему глазами, словно в поисках ответа. Бэррон легонько проводит большим пальце по моим скулам, его руки в равной степени защищают и вселяют уверенность. Закрыв глаза, он выдыхает. И тут меня осеняет. Ему больно, но я не знаю, что, черт возьми, с этим делать, потому что, хоть в этом есть и моя вина, Тара тоже оставила в его сердце глубокие раны. Те самые, что он очень старался не замечать.

— Кейси, — горьким шепотом говорит Бэррон.

Он наклоняет голову, чтобы поцеловать меня в шею, а другой рукой обхватывает за талию. Бэррон разворачивает меня так, что я прижимаюсь к стойке, его рука перемещается от моей шеи к затылку, удерживая на месте. В этот момент его губы соприкасаются с моими.

Это отвлекающий фактор, первобытная потребность выместить свою агрессию, и я хочу дать ему это.

Я хочу притянуть его ближе, умолять о большем и никогда не отпускать. В этот момент я хватаю его за фланелевую рубашку и притягиваю к себе, точно зная, что произойдет дальше.