— Если я в этом участвую, то и ты тоже, — кричит Лилиан, прыгая с ноги на ногу, пытаясь согреться. Она тоже голая. Я смутно вижу ее тощую белую задницу в темноте, окутывающей заснеженное поле.
Они раздеваются, а я выгляжу как ненормальная, потому что все еще в одежде.
— Это принесет удачу, — говорит мне Бэррон, раздеваясь. Черт. Он бросает свою рубашку мне на голову, расплываясь в улыбке. К счастью, Бишоп и Лара Линн забрали девочек к себе домой, чтобы они не видели своего папу голым. — Давай, дорогая. — Он подходит ближе, облизывает губы и прищуривается, глядя на меня. — Раздевайся.
Я не могу устоять, когда Бэррон так говорит, и он знает, что южный акцент его козырь.
— Не могу поверить, что делаю это, — кричу я, снимая куртку, рубашку, джинсы — все эти вещи падают кучей рядом с одеждой Бэррона.
Он берет меня за руку.
— За новые начинания, — говорит он так тихо, что я едва его слышу. И это та поддержка, которая мне нужна.
Мы смотрим друг другу в глаза в темноте.
— За новые начинания. — А потом окунаемся в холодную воду пруда. Клянусь, моя жизнь проносится перед глазами в ту секунду, как я захожу в воду. — Боже правый, как холодно! — визжу я.
— Твою мать! — вопит Лилиан.
Парни тоже матерятся, когда мы выбираемся из воды. Мы не собирались плавать. Быстро окунулись и выходим, чтобы не заработать переохлаждение.
— Я надеюсь, это принесет мне самую большую удачу в жизни! — Мои зубы так сильно стучат, что я едва могу шевелить губами, чтобы произнести эти слова.
Бэррон стоит передо мной, убирает мокрые волосы с моего лица, ловя мой взгляд в бледном лунном свете.
— Ты прекрасна.
Вместе мы существуем в этом небытии. Мир исчезает, есть только он и я. Навсегда.
— А ты идеален. — Встав на цыпочки, обхватываю руками его шею и зарываюсь пальцами в его волосы, притягивая его к себе. Сначала он целует меня в челюсть, а затем касается моих губ. — Твои трещины, раны… Я планирую их все заполнить своей любовью.
Бэррон смеется, дрожа, пытаясь согреть меня.
— Я бы сказал, что могу наполнить тебя, но для начала мне нужно немного согреться.
Я расплываюсь в улыбке.
— Я бы этого хотела.
ГЛАВА 39
БЭРРОН
9 МЕСЯЦЕВ СПУСТЯ
— Дай мне тот молоток.
— Можно мне свою комнату?
— У тебя есть своя комната. Ты просто не спишь там.
Кэмдин протягивает мне молоток.
— Потому что Сев всегда хочет спать со мной. Я ничего не могу с этим поделать, она меня так любит.
Перевожу взгляд на Сев, которая сидит в куче грязи со своим котом, ни о чем не беспокоясь, и я уверен, что она голая. Кстати, ее волосы черного цвета. Она покрасила их вчера краской из баллончика, а я так и не придумал, как ее вывести, так что у нее пока черные волосы. Или, может быть, придется ждать, когда они отрастут. Мы еще не знаем точно.
— Сев! — рявкаю я. Она подпрыгивает от звука моего голоса, широко распахнув глаза, и выкидывает грязь, которую держала в руке. — Где твоя чертова одежда?
Откинув волосы с глаз, дочка указывает на крыльцо, где повесила ее на дверную ручку.
Кэмдин кладет руку мне на плечо.
— С малышами так много работы.
Я улыбаюсь ей.
— И подумать только, скоро у нас будет еще один.
Она качает головой.
— О чем ты думал?
— Я не знаю. — Беру коробку с гвоздями, встряхиваю ее и понимаю, что там почти пусто. — Можешь принести мне еще одну коробку?
— Пойду спрошу у мамочки.
Мамочка. Я не был уверен, что услышу, как мои девочки говорят это слово. У них был папочка, но стали ли бы они когда-нибудь называть чужую женщину мамой? Кейси жила с нами полгода, когда Кэмдин спросила ее, может ли она называть ее мамочкой. Она сначала рыдала несколько часов, но в конце концов сказала «да», и вскоре после этого я встал на одно колено и попросил ее выйти за меня замуж. Кейси согласилась, и через месяц мы поженились на ранчо.
И вот мы здесь, ждем еще одного ребенка, которого зачали в то время, когда Кейси вернулась в Амарилло. Забавно вышло, да?
На самом деле, мне интересно, как это произошло, потому что она принимала противозачаточные таблетки. Кейси шутит, что Сев наложила на нас заклинание, и знаете, она права. Страшно думать об этом.
Я знаю одно. Когда я строил этот дом, то никогда не думал, что буду его достраивать. И вот я здесь, в разгаре адски жаркого лета, парю свои яйца и пытаюсь построить еще одну комнату и ванную до конца сентября.
Через пять минут Кейси выходит на улицу, ковыляет босиком ко мне, готовая родить в любой день.
— Дорогой, тебе это нужно?
Ее щеки розовые, она одета в шорты и майку, которая задралась так, что виден ее раздутый живот. Черт, она самая красивая женщина, которую я когда-либо видел, и мне трудно сдерживаться, чтобы не затащить ее в дом.
— Да. Спасибо. — Я беру у нее коробку, и наши пальцы соприкасаются. Именно тогда я замечаю, что Кэмдин так и не вернулась. — Где Кэмдин?
— Складывает детскую одежду, — восторженно отвечает Кейси. — Она такая прелесть. Сама расставляет вещи для малыша.
Я смеюсь.