Когда мы упали

– В этой жизни тебя обманули, мама. Обладая сердцем из чистого золота, ты получила лишь угольно-черную жизнь. Но никогда не жаловалась. А просто делала лучшее из того немногого, что было, и любила своих мальчиков больше, чем кто-либо мог когда-либо мечтать. Я знаю, Алабама так и не стала тебе домом. Ты всегда хотела вернуться сюда, снова бегать среди кипарисов, петь на центральной сцене Веронского театра и делить трапезы со своей семьей. Но у Бога на тебя оказались другие планы. Он знал, что, будучи слишком молодой, ты уже отдала столь многое, и захотел забрать тебя к себе, в рай. Но, прежде чем уйти, ты все же решила убедиться, что с нами все будет в порядке. И у меня все сложится хорошо. Ведь ты распознала мое чудо, когда я сам оказался слишком слеп, чтобы его увидеть.

Я услышал, как кто-то рядом шмыгнул носом и, повернув голову, увидел свою великолепную невесту. Сердце ее разрывалось, но на лице по-прежнему светилась огромная, ободряющая улыбка.

Господи, как же я ее любил!

Задрав голову к бескрайнему синему безоблачному небу, я представил, как мама смотрит на нас сверху, обретя покой теперь, когда мальчики Карилло вступили на верный путь и рядом со мной находилась Лекси. Мы все были в безопасности и поступали как должно.

– Каждый прожитый день я буду стараться, чтобы ты мной гордилась. Знаю, ты осталась одна, и рядом не оказалось отца, который бы о тебе заботился. Но от тебя я узнал, что значит быть сильным, быть мужчиной. Я стану любить эльфенка всем своим существом, и когда-нибудь, если у нас родятся дети, буду обожать их так же, как ты обожала нас.

На этот раз я не смог сдержать слез, и они покатились по щекам солеными ручейками.

– Спи крепко, мама. Надеюсь, ты поешь там, наверху, с улыбкой на лице.

Всхлипнув, Леви прижался к моей груди, дрожа от переполнявшего его горя.

Лекси взяла урну у меня из рук, чтобы я мог обнять брата.

– Тсс-с, Лев. Все в порядке.

Леви вцепился мне в рубашку, выплескивая всю скорбь, что скопилась в нем за год.

– Я скучаю по ней, Остин. Очень сильно. Я не смогу этого сделать.

– Я знаю, Лев. Знаю.

Я позволил ему выговориться и взглянул на Лекси, которая тоже боролась с накатившими эмоциями. Вытянув руку, я махнул ей, и она присоединилась к нам. Теперь мы втроем вспоминали одну из величайших женщин, когда-либо живших на свете.

Когда Леви успокоился, я взял его за руки и посмотрел в глаза.

– Ты хочешь что-нибудь сказать, малыш? Маме бы это понравилось.

Леви быстро взглянул на Лекси, ища поддержки, и она сжала ему руку.

– Ты справишься, милый. Мы здесь, с тобой.

Леви кивнул и, взяв урну, с грустью посмотрел на нее, но сумел расправить плечи. Я чуть не сломался, увидев в нем подобную смелость.

– Остин? – позвал Леви.

Я коснулся рукой его спины и дернул головой.

– Да?

– Думаешь, я могу просто прочитать молитву? Я… У меня есть одна, которая ей бы понравилась.

В груди все сжалось. Я почувствовал, как Лекси взяла меня за руку и стиснула ее в знак поддержки.

– Конечно, можешь, Лев. Мама бы осталась довольна.

Леви подошел к стене и поставил урну на древний камень. Он склонил голову, и я услышал, как судорожно вздохнула Лекси, когда местные жители, собравшиеся вокруг нас, последовали его примеру, отдавая дань уважения женщине, которую даже не знали.

– L'eterno riposo, dona a loro, o Signore, e splenda ad essi la luce perpetua, possano le anime dei fedeli defunti, attraverso il ricordo di Dio, risposare in pace. Amen.

Леви говорил на безупречном итальянском, молитва звучала из его уст словно песня.

Пожелания местных жителей – Dio ti benedica, «благослови Господь» – эхом отдавались вокруг нас, и Лекси наклонилась ближе.

– Это было прекрасно, но что он сказал?

Склонившись к ее уху, я прошептал:

– Вечный покой даруй им, Господи, да воссияет над ними вечный свет. Памятью Божией да упокоятся в мире души усопших верующих. Аминь.

– Ах, Остин. Как прекрасно, – проговорила Лекси и уткнулась головой мне в грудь, тоже проливая слезы по женщине, которую знала так недолго, но очень сильно любила.

Поцеловав Леви в макушку, я прижался лбом к его лбу и закрыл глаза. Слова были ни к чему. Он знал, что я горжусь им.

Взяв золотую урну, я отвинтил крышку, и мы все вместе двинулись к краю стены, чтобы наконец-то выпустить маму на свободу.

Взглянув на Лекси, я сказал:

– Ti amo tantissimo.

Она поцеловала мою обнаженную руку.

– Я тоже люблю тебя, малыш.

Бросив взгляд на Леви, я кивнул, чтобы понять, готов ли он. Собрав все свое мужество, мой младший пятнадцатилетний брат кивнул в ответ. Он был готов.

По закрытому мосту пронесся еще один порыв ветра, и я закрыл глаза и счастливо вздохнул.

«Я знаю, что ты здесь, мама. Я чувствую, что ты с нами».

Открыв глаза, я наклонился вперед и на счет «три» высыпал прах мамы в реку.