Когда мы состаримся

И тут пришло на ум: она ведь теперь всегда может защититься от страхов. Она ведь умеет молиться.

Подняв сложенные руки, девушка закрыла глаза.

И едва успела вымолвить про себя «аминь», как со двора донёсся стук экипажа, и знакомые шаги послышались в коридоре.

О, блаженное чувство!

Чувство, что молитва услышана.

Блаженны, кто в это веруют!

Дверь отворилась, боготворимый юноша ступил на порог.

Поспешно подойдя к постели, взял он Ципру за руку.

— Мне повезло: перехватил доктора по дороге. Хорошая примета.

Ципра ему улыбнулась.

Главное, он здесь: вот самая лучшая примета!

«А с тобой ничего не случилось?» — спрашивал её взгляд.

Врач осмотрел рану, перевязал и велел девушке лежать спокойно, не ворочаться, поменьше разговаривать.

— Есть надежда? — тихонько спросил Лоранд.

— Будем надеяться на бога и на крепкий организм.

Врачу надо было ехать к раненым преступникам. При девушке остались Лоранд с дядюшкой.

Лоранд присел на кровать, заключил горячую руку девушки в свою. Врач оставил какое-то успокоительное лекарство, и Лоранд сам давал его больной.

И Ципра готова была благословить ранивший её нож.

Лишь она знала, как глубоко он вонзился.

Мужчины думали, что эта небольшая колотая ранка не может угрожать жизни.

Топанди, усевшись за Лорандов стол, принялся за письмо и на вопрос, кому, ответил: «Священнику».

Вот уж кому он не имел обыкновения писать!

Ципра подумала, что это всё из-за неё.

Она ведь ещё некрещёная.

И лёгкая дрожь пробежала у неё по телу при этой мысли.

Что за таинственные притворы раскроются пред ней? Что за чертог — с целой анфиладой ослепительно великолепных залов, быть может?

Вскоре снова раздались шаги. Уже не священник ли?

Но нет.

В вошедшем она узнала давно не появлявшуюся фигуру: заседателя Буцкаи.

На его круглом лице изображалось необычное волнение, произведённое разбирательством преступления столь запутанного.

Отозвав Топанди в сторону, он стал с ним перешёптываться.

Ципре не слышно было, о чём они говорят. Но взгляды, бросаемые на неё, всё ей открыли.

Суд, суд вершить идут над преступниками. Всё расследуют с начала и до конца, что им знать надлежит. Прочих уже допросили, теперь её черёд. Придут со связками бумаг, начнут спрашивать: «Где была? Почему ночью вышла из комнаты? Зачем открыла входную дверь? Чего тебе там нужно было, в саду?»

Что сказать на эти ужасные вопросы?

Попытаться ложью прикрыть свой стыд от всевидящего, который призывает её во свидетели, к кому она тянет руки, моля о милосердии пред уходом в вечность?

Или сознаться во всём?

В том, что полюбила? И какая была глупая? Движимая каким суеверием пошла? Чем думала привлечь к себе милого?

Признаться в этом? Нет, это невозможно. Лучше кровью истечь, чем выдать заветную тайну.

Или же молчать, упорно запираться? Отяготить себя подозрением, что вот, мол, дочь разбойника дверь открыла грабителю-отцу, злоумышляя заодно с преступниками?

Ох, какие мучительные сомнения.

Но опять она вспомнила о верной защите против всяких терзаний. И, простёршись перед престолом всевышнего, обняв подножие его, стала прилежно молиться.

Не прошло и четверти часа после ухода заседателя, как снова кто-то пришёл.

Это был исправник Миклош Дарусеги.

Девушка вздрогнула. Вот он, допросчик!

Топанди, вскочив, поспешил навстречу вошедшему.

— Доктор запретил ей разговаривать. Нельзя допрашивать её в таком состоянии, — сказал он, понизив голос.

Но Ципра расслышала — и вздохнула облегчённо.

Нашёлся заступник.

— Могу, впрочем, ответить за неё и я, так как почти с самого начала был там, — обратился к судье Лоранд. — Ципра услыхала шум в саду и, как всегда, не побоявшись, пошла посмотреть, что там. В дверях столкнулась с грабителем, преградила ему дорогу и стала звать меня — и до тех пор боролась с ним один на один, пока я не пришёл на помощь.

Ципре было лестно услышать такое объяснение. И приятно, что Лоранд сам в него верит. Это было видно по его лицу.

— Тогда у меня нет вопросов к барышне, — ответствовал Дарусеги. — К тому же дело уже закончено.

— Закончено? — вытаращился Топанди.

— Именно так. Обстоятельства выяснены, приговор вынесен. И приведён в исполнение.

— Как это?

— Главарь банды, старый Котофей, перед смертью — кстати сказать, более мучительной, чем любое наказание, следовавшее по закону, — дал важные и вполне связные показания, которые вкупе с другими дополнительными обстоятельствами весьма компрометировали вашего соседа-землевладельца.

Глаза Топанди сверкнули.

— Шарвёльди?