Абель сейчас же надел плавки. Малютка учительница! Он подошел к туалету — там яростно шумела вода.
— Малютка!
— Что тебе?
— Ты правда учительница?
— Я преподаю в Бондвилле, недалеко от Кана. Сейчас в отпуску по болезни. Меня замещает одна дуреха.
Учительница… Как Валерия! Почти как Валерия!.. Беранжера завернула краны, и ей стало слышно, как он напевает:
Беранжера насмешливо улыбнулась, глядя на себя в запотевшее зеркало, откуда ее лицо смотрело на нее как бы сквозь легкий золотистый туман.
Автобус был набит, но Беранжера все же сделала водителю знак. Невзирая на протесты пассажиров он остановился.
— Потеснитесь! В середине свободно, — сказал шофер в белой блузе. — Ты куда, Малютка, в Грэ?
— Да, Этьен. Ну как у тебя дела?
Этьен, коротышка, толстяк, все посмеивался в рыжеватые свои усики.
— Слыхала, что нашли у Короля Жауэна?
— Что с этой сволочью могло случиться?
— С ним-то самим ничего! — ответил Этьен. — Что ему деется? Мертвое тело, мертвое тело нашли у него в садке!
Тряхнув разнородный свой груз, Этьен сдвинул с места автобус. Молодежь ехала купаться, крестьяне — на рынок. Ехали с этим автобусом и рыбаки — лица у них были цвета обожженного кирпича, большие руки все в трещинах, — служащие и небольшая группа туристов. У вервилльского шлюза, не доезжая деревянного моста, Этьен замедлил ход.
— Жауэн — один из тех пожилых, которые приходят к «Дядюшке Маглуару» играть в карты, пояснила Абелю Беранжера. — Ты его вчера вечером видел. Его зовут Король Жауэн. Отвратительная личность.
Миновав мост, автобус поехал между садками. Человек тридцать любопытных наблюдали за двумя моряками в желтых резиновых сапогах, напоминавших мушкетерские ботфорты, — моряки исследовали тинистое дно садка. Этьен стоял, сдвинув фуражку на затылок; руля он из рук не выпускал и медленно вел автобус. Все пассажиры перешли на правую сторону и прильнули к окнам. Официантка из бистро с силой тряхнула рукой, словно ей хотелось, чтобы с пальцев что-то стекло.
— Первая увидела Люси, — сообщил Этьен. — Зрелище не из приятных… Его уже крабы обглодали!
— Лицом в тину, а зад — наружи, — отчеканил крестьянин в парусиновой шляпе.
Жандармы и два человека в непромокаемых плащах расспрашивали плакавшую женщину.
Жауэн. Да, верно, Жауэн был вчера у «Дядюшки Маглуара». Абель вспомнил. Вот так, сидит человек вечером в кафе, выпивает с друзьями, беседует, высказывает категорические суждения о свободе, о правительстве, о войне, а потом у него находят труп — «лицом в тину»!
— Жауэн — это тот самый седой человек в бархатной куртке? Он коммунист? — спросил Абель.
— Да, как раз, — сдавленным голосом проговорила Беранжера.
— А разве нет? Он не любит англичан. Не любит американцев. Не любит де Голля. Как же не коммунист?
— Эх ты! С луны свалился! Жауэн — бретонец. Сепаратист. Жил в Канкале. В Нормандию переехал году в тридцать пятом. Подвизался у Ла Рока. Это тебе ничего не говорит? Затем — петэновец. Это тебе понятно. После Освобождения он с месяц отсидел в канской тюрьме, пока один видный английский военный не поднял бучу и не выручил его, хотя даже уж добряки и те были уверены, что ему двадцать лет припаяют! Как видно, Король Жауэн давал англичанам сведения и не без удовольствия подбавлял сахару в бетон, который шел на Атлантический вал.
— Сахару в бетон?
— Ну да, это тоже война! Всем известно, что достаточно подсыпать горсть сахарного песку, и бетон уже не схватывается. А ты не знал? Так мне по крайней мере говорили.
Слегка откинув голову, она ласково касалась его лица своими распущенными волосами; мягкость ее движений не соответствовала прозаической теме разговора.
Рынок в Вер-сюр-Мер изобиловал рыбой, ракушками, мясом, фруктами, пестрыми тканями. Мясник сигналил Малютке до тех пор, нона она не услышала. И тут он просиял.
— Тебя вся округа знает, — заметил Абель.
Фамильярное обращение Беранжеры с местными жителями коробило его.
— Поневоле, — не моргнув глазом, сказала Беранжера, — как же не знать учительницу!
— Малютка! Тебе вылезать, — проехав еще несколько километров, бросил Этьен.
— До свиданья, Этьен! Поцелуй за мной!
Этьен невзирая на спутника Беранжеры улыбнулся ей такой же широкой улыбкой, как и она ему, и автобус скрылся в облаке пыли.
За грядой дюн угадывалось море. На невысоком холме, пригвожденный к земле колокольней, вырисовывался Грэ. Слева возвышалась усадьба; грунтовая дорога связывала ее с побережьем. На высокой дюне, выделяясь на анемоновом небе, резвились дети.
— Это мальчишки. Девочки приходят на пляж позднее. Извини, но сейчас я не могу показать тебе мою куколку.
— Ну что ж, я пока выкупаюсь, Я только провожу тебя.